Они все подтверждали поговорку про девушку из деревни, которую можно вывезти из этой деревни, но вот вывести деревню из девушки – нельзя. В какие бы заграничные костюмы они себя ни рядили, какую бы крутизну ни изображали, но замаскировать кислую рожу самого обыкновенного подзаборного деревенского пьяницы было не по силам никаким новомодным понтам и наворотам. Их сразу видно за версту: наши. Деревенские кислые пьяницы, москвичи ли это, ленинградцы или сибиряки. Городским россиянам почему-то кажется, что пьянка в их исполнении «не такая, что у прочего быдла колхозного», а какая-то интересная, эффектная, со вкусом и смыслом, что ли. Как же они себе льстят, как заблуждаются! Даже где-то было жалко их за этот самообман.
Он видел там самозабвенно торгующих собой внуков и внучек тех, кто, должно быть, в своё время протопал в худых солдатских сапогах до Берлина, строил города на Дальнем Востоке и осваивал целину. Всё-таки в какие странные комбинации иногда складываются гены…
– Ох, с какими же бл…ми мы погудели в Амстердаме! – взахлёб рассказывал ему в каком-то кафе один из таких российских туристов, впервые вырвавшихся на «свободу» из Совдепии.
Пьяный и опухший то ли от бесконечных возлияний, то ли от этой самой «свободы».
– С какими? – равнодушно поддерживал беседу Авторитет.
– С настоящими! Маде ин Ойропа! Ни какие-нибудь там Фроси-Тоси из Урюпинска за пару капроновых колготок дали, а десять тысяч баксов за ночь! Десять тысяч!.. Заразные, стервы, оказались. Я потом два месяца лечился, но тут и медицина не чета нашей «бесплатной», мать её, ха-ха… А эти датчане, или кто там в этом Амстердаме живёт, такие скучные люди! И чего в Совке нам врали, что здесь все трахаются на каждом шагу? Да они и понятия-то не имеют о том, как надо культурно отдыхать! Дикари, одним словом.
Авторитет спросил его о прошлой жизни, и он нехотя сообщил, что раньше был инженером на каком-то машиностроительном заводе. В городе Урюпинске. И ещё неохотней сказал, что в этом же Урюпинске он и родился. До тридцати лет честно работал от зарплаты до зарплаты, пока государство не прекратило такой глупостью заниматься: зарплату платить. Особенно, честным. Скинулись с бывшими коллегами по работе, купили первый ларёк. Потом кто-то кинул другого, кто-то сам отказался от своей доли, кто-то вовремя понял, что «бизнес – это не моё». Потом рэкетиры убили его жену. Он нашёл новую, но затем она ушла от него к более удачливому «бизнесмену от ларька». Потом вернулась, когда он его «обскакал» в конкуренции по продаже французского белья китайского производства. Потом он сам ушёл к её младшей сестре, которая тогда как раз подалась в модельный бизнес. Денег на раскрутку не было, а тут как раз подвернулся этот стареющий потаскун, жутко комплексующий по поводу того, что жениться на своей ровеснице мужчина может разве что до двадцати пяти лет. А потом ничего не поделаешь – надо увеличивать разрыв, потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки, после чего придётся переключиться на тех, кого можно и внучкой назвать. Сам не хочу, а надо – имидж требует. Я ж – бизнесмен какой-никакой, а не абы хто!
Не ахти какой и богатый, но на поездку до Парижу раскрутить можно, а уж там мы не растеряемся, найдём кого поавантажней! Короче, и эта несостоявшаяся модель его кинула. Обычный путь обычного российского бизнесмена постсоветского периода. Ничего оригинального. Как тут не заскучать с такой публикой? Вот Авторитет и заскучал.
Сам он не любил так «гудеть» и высовываться из общей массы в силу замкнутого характера и привычки сидеть в окопе. Высовываться из окопа при его статусе было крайне неразумно: враз подстрелят. Он, может быть, именно потому и выжил в 90-ые годы, что никогда не стремился к эпатажу и китчу, как это делают многие русские люди в условиях внезапно свалившихся денег и свободы. Свободы в виде доступного алкоголя и отсутствия ограничений на его потребление. Он вообще не верил в свободу, как не верил в истину. Зачем стремиться к тому, чего нет и быть не может? Это как на горизонт идти: видишь, что земля и небо там соприкасаются, но сколько ни пройдёшь, всё одно не дойдёшь до того места. Потому что его нет на самом деле. Что такое свобода? Гипотетическое понятие, о котором все говорят, но никто его так и не видел.