Но интуиция нашёптывала другое: Платонов не собирается останавливаться. Его устраивал лишь ураган, а не буря. Ему нужен был вихрь, сметающий всё на своём пути.
И предчувствие не обмануло. Прошло всего несколько дней – и Сергей Платонов выдал такую нелепицу, что слова его эхом прокатились по всей стране.
***
До собрания акционеров оставалось всего двадцать семь дней. В тесном зале снова собрались все ключевые фигуры, и воздух тут же наполнился напряжением, будто в нём витал запах сырого металла перед грозой. Бумаги шуршали, стулья скрипели, кто-то едва слышно постукивал пальцами по столешнице – нервная музыка ожидания.
Первым поднялся стратег кампании. Голос его прозвучал сухо, будто по бумаге ножом провели:
– Ситуация следующая. На данный момент "Shark Capital" удерживает сорок процентов поддержки институциональных инвесторов. У нас – тридцать один.
Фраза повисла в воздухе тяжёлым колоколом. Неравенство сил ощущалось каждой клеткой. Почти все крупные держатели акций переметнулись к "Акуле". Причина лежала на поверхности: их обещание вывести из активов землю "Тоскана Гарден" звучало слишком заманчиво.
И всё же тридцать один процент удалось собрать – и это уже было чудом. Отчёт с возражениями и хитроумный сервис "хлеб плюс сэндвич" вытянули поддержку, словно канат из болота.
– Но главный козырь – это частные инвесторы, – продолжил стратег, перекатывая слова, как камни. – Их доля – семнадцать процентов.
Разница между лагерями – всего девять. Малейший поворот голосов мог решить судьбу всего противостояния.
Только вот предугадать выбор розничных акционеров оказалось невозможным. На форумах и в соцсетях спор кипел, искры летели, но шум в интернете далеко не всегда превращался в реальный голос на собрании. Одни горячо кричали в комментариях, но на деле могли проигнорировать бюллетени. Другие – тихие, почти невидимые, – вполне способны были явиться и проголосовать.
Никто не знал, в какую сторону качнётся маятник.
– Ни у одной стороны нет подавляющего преимущества, – подвёл итог стратег. – Общественное мнение расколото. Нужно нанести решающий удар, который перевесит чашу весов.
В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как за окном проехала машина и заскрипел тормозами. Это был уже третий день, когда совещания тонули в бесконечных обсуждениях, но свежих идей словно выжгли каленым железом.
– Завоевать розничных инвесторов трудно, – пробормотал кто-то, и фраза растворилась в усталой тишине. – Нужен шаг, который удивит и поразит.
В этот миг взгляды повернулись к Сергею Платонову.
"Грандиозный. Новаторский." – именно такого решения все ждали от него.
Уитмер наклонился вперёд, глаза его блеснули, в них мелькнула жадная надежда:
– Есть ли у тебя идея? Пусть даже пока в черновом виде.
Сергей не спешил с ответом. Слова нужно было подбирать осторожно, как шаги на тонком льду. В голове уже зрела мысль – рискованная, дерзкая, пахнущая порохом. План из категории "всё или ничего".
– Есть один вариант, – наконец произнёс он. – Но это стратегия на грани. Риски велики. Если сработает – победа будет сокрушительной. Если нет… поражение станет катастрофой.
– Мы должны это услышать, – твёрдо сказал Уитмер, будто не заметил предупреждения.
Сергей перевёл взгляд на Пирса. В лице того застыла холодная настороженность. Недавняя дружелюбность испарилась, уступив место осторожной враждебности. Он даже выступал против того, чтобы Сергею доверили публичные презентации.
В глазах Пирса читалось: "Слишком опасен. Слишком рано."
А в воздухе витал вопрос: рискнёт ли Уитмер поставить на карту всё ради этой новой, хрупкой идеи? Пирс не скрывал тревоги. Риск вытолкнуть новичка на авансцену, где каждое слово разносится по всей стране, обжигал его, словно холодный ветер в лицо. И дело было не только в отсутствии опыта – характер Сергея Платонова слишком часто напоминал острый осколок стекла: блеск и опасность в одном.
Пирс наверняка ожидал, что юноша попытается вырваться вперёд, но упорство его превзошло все предположения. Казалось, он угадывал нечто большее – словно заранее чувствовал, какую карту собирается выложить Сергей.
И всё же спорить дальше смысла не было. Влияние Платонова при Уитмере оказалось непререкаемым: слишком уж ярким был его след в последних победах. Давление можно было выдержать, но ломать мосты – невыгодно. Пирс понимал: союз ценнее противостояния. Именно поэтому Сергей без колебаний отдал ему право на отчёт о хлебе и сэндвичах, а теперь так же вежливо просил разрешения высказаться.