Слово "галерея" прозвучало как выделяющийся аккорд – мечта, которую она лелеет давным-давно.
– Не собираешься бросать всё? – прозвучал вопрос, и быстро последовало уточнение: контракт ещё действует, осталось около полутора лет, сначала надо всё уладить, а затем – уже действовать.
Оказалось, планы не пустые слова: полгода наблюдений за молодыми художниками, аккуратные звонки, визиты в мастерские, холодный металл чеков, которыми расплачивалась Рейчел за картины и за новые заказы. Решимость чувствовалась в каждом её жесте: она заглядывала в будущее не глазами мечтателя, а архитектора, который уже начал закладывать фундамент.
– Все благодаря тебе, – вдруг призналась она.
– Чем же? – последовал встречный вопрос.
Ответ был прост: участие и пример, которых оказалось достаточно, чтобы рискнуть.
Признание звучало неожиданно искренне; в вагоне кто-то зашуршал газетой, и взгляд соседей мельком остановился на собеседниках. Улыбка Рейчел ослепляла: такой свет притягивал, и в мозгу возникла лёгкая тревога – если кому-то удастся расположить Рейчел, первым делом попросят порвать связи. Мысли о "паразитах" на тёплом луче её внимания на время потускнели, когда разговор переключился на практику: поиск помещения, графики встреч, отсев неподходящих лотов. Рейчел была распланирована до мелочей: работа в "Голдман", изучение болезни Каслмана, галерея, переговоры с художниками – всё сцепилось в плотный узор бессонных дней.
Незаметно наступил полумрак ночи, поезд ритмично посвистывал на стрелках, и часы на телефоне показали позднее время. В голове мелькнула отвесная строчка, словно холодная цифра в тумане:
"Время смерти: 11 марта 2023"
"Оставшееся время: 3 268 дней"
"Шанс на выживание: 6,3% (+0,2 п.п.)"
Эти цифры остались висеть в воздухе, тяжёлые и конкретные, как металлический привкус на языке — напоминание о том, что даже самые тёплые разговоры рядом с железом и светом маршрутов обрамляются неизбежной действительностью.
***
В квартиру после дороги влетел запах холодного бетона и тёплой пыли. Но в голове не задержалось ни то, ни другое – руки сразу потянулись к ноутбуку. На экране, в ярком свете диодов, замелькала свежая трансляция: в кадре – сам Белая Акула.
За последние две недели этот человек устроил уже два громких наскока. Сначала разнёс в клочья "Эпикуру", назвав компанию "диктаторской корпорацией, попирающей права акционеров", напомнив всем о проигнорированном собрании держателей акций. Потом сравнил убытки от продажи с потенциальной прибылью от раздела недвижимости – и в голосе слышался ледяной расчёт.
Но сегодняшний выпад был особенным. Впервые Акула явился лично. Раньше ограничивался присланными аналитиками или управляющими из "Шарк Кэпитал", а теперь – лицо в лицо, глаза в камеру, улыбка напряжённая, как у хищника, который уже сомкнул челюсти, но ещё не прорвал плоть.
– Почему именно все двенадцать мест в совете? – ведущий хлестнул вопросом. В студии звякнул стакан о стол, кто-то кашлянул, но тишина тут же вернулась, густая и колючая.
– Ради прав акционеров, – Белая Акула откинулся в кресле.
– "Ради прав"…, – голос ведущего резанул воздух. – Но ведь это похоже на то, что одного диктатора собираются сменить другим.
Акула рассмеялся тихо, с хрипотцой, будто проглотил песок.
– Если бы речь шла о гордости, достаточно было бы девяти мест. Победа гарантирована, влияние очевидно. Но двенадцать – это риск. Такой шаг может показаться глупым, даже опасным.
– Значит, есть скрытый мотив?
В глазах Белой Акулы блеснула сталь.
– А вы представьте себе: дом принадлежит вам, но управляют им другие. И вот эти управляющие внезапно скидывают его за бесценок, да ещё и торопятся оформить сделку, пока хозяин не успел опомниться. Без объяснений. Что вы подумаете?
– Что пытаются что-то скрыть, – осторожно предположил ведущий.
– Именно. Может, фундамент треснул? Может, стены прогнили? Разве не похоже на уничтожение улик?
Сравнение с домом оказалось понятнее любых отчётов и бухгалтерских формул. В студии кто-то вздохнул, зрители у экранов наверняка кивнули.
– Случаи в истории были, – продолжил Акула. – "Энрон", "УорлдКом"… книги подчищали, долги прятали. Почему бы с "Гавань Лобстер" не провернуть то же самое? Скажем, реальная стоимость всего шестьсот миллионов, а чтобы замять скандал, предложили покупателю бонус – кусок недвижимости.
Звучало это как обвинение в мошенничестве. В голосе – уверенность, в словах – наждак, который сдирал краску с фасада "Эпикуры".