Но масштаба того, что случилось потом, Пирс не предугадывал.
Сначала – легкая ухмылка: талантливый парень, спору нет. Потом – снисходительное молчание, когда тот обошёл конкурентов внутри офиса и, словно играючи, подмял под себя чужой круг ставок. Но вскоре – тревожное чувство, когда Сергей пошёл "ва-банк" и не дрогнул. А теперь….
– Сумасшедший, – вырвалось вслух, тихо, почти с восхищением.
И как ещё назвать человека, который ради проекта разжёг такую бурю? Движение вокруг "Эпикура" и BLM уже сравнивали с "Yes We Can" Обамы или с "Occupy Wall Street". Газеты писали о "духе времени, о жажде перемен через солидарность". Но никто не знал главного: за всем этим стоял один единственный новичок.
Огромная страна полыхала – а он оставался безмятежным. В разгар всеобщей паники, когда коллеги дрожали и не спали ночами, этот человек спокойно жевал бутерброд и равнодушно спрашивал:
– Ты что, есть не будешь?
В ту секунду Пирс ощутил нечто близкое к страху. Поднять на себя ненависть миллионов и не моргнуть глазом – такое не укладывалось в привычные рамки человеческого.
И всё же именно это качество делало Платонова бесценным.
Он уже заявил, что создаст собственный хедж-фонд. Если за год работы в "Голдмане" он сумел поднять такую бурю, то чего ждать, когда выйдет в самостоятельное плавание?
Для Пирса в этом маячил шанс. Пока Платонов оставался в корпорации, он был проблемой. Но за её пределами, с собственным фондом, превращался в объект всеобщего внимания. Все захотят понять его мотивы, разгадать его стратегию.
А значит – время вложиться в него только начиналось.
Связаться с таким человеком напрямую мало кто решился бы – слишком хлопотно и рискованно. Вот тут-то и открывалась возможность для Пирса: встать посредником, стать мостом между Сергеем Платоновым и теми, кто жаждал бы с ним делать дела.
Мысль эта зрела постепенно и, когда оформилась, зазвенела в голове почти сладким предвкушением. Спрос был бы колоссальным – ведь Платонов никогда не станет жить тихо и смиренно, его природа иная. Раз уж паутина сплелась, зачем вырываться? Куда разумнее извлечь из неё всё, что возможно.
Стоило этой идее окончательно утвердиться, как раздался осторожный стук, а затем дверь беззвучно приоткрылась. В кабинет вошёл сам Платонов.
– Давненько не виделись, – прозвучало спокойно.
– Прошло не так уж много времени, – отозвался Пирс и, кивком указывая на кресло, пригласил гостя присесть.
Разговор он начал сам:
– Для начала – хорошие новости. По делу "Эпикура" назначен особый бонус.
Редкий жест: такие выплаты обычно полагались лишь в начале года. На лице Платонова промелькнуло лёгкое удивление.
– Сто пятьдесят тысяч долларов, – уточнил Пирс. – Но с условием: ещё полгода работы в компании.
– Значит, удерживающий бонус, – тихо заметил Сергей.
– Именно так, – подтвердил Пирс.
Такие премии предназначались лишь для того, чтобы надёжно удержать ценных сотрудников: уйдёшь раньше срока – вернёшь всё до цента.
В глазах Платонова на миг блеснуло удовлетворение суммой, но тут же взгляд его потемнел. Очевидно, задерживаться он не собирался.
– До меня дошли слухи, что планируется независимый старт, – продолжил Пирс с мягкой улыбкой. – Видимо, сроки не совпадают.
Затем, чуть наклонившись вперёд, добавил:
– Назови сам, какой срок тебе нужен. Если возможно скорректировать, я попробую устроить.
Сергей помедлил, будто взвешивая, стоит ли говорить. Потом коротко бросил:
– Три месяца.
– Спешишь, – Пирс даже не скрывал лёгкого удивления.
В ответ прозвучала лишь едва заметная улыбка.
– Хорошо, – кивнул банкир. – Проверю, сможем ли сократить срок до трёх месяцев.
На самом деле решение уже было принято: весь этот "бонус" являлся приманкой, ловко подкинутой самим Пирсом, чтобы узнать настоящие намерения Платонова. Спросить напрямую – бессмысленно: правды не дождёшься. Деньги же редко обманывают.
Теперь всё стало ясно: у него осталось всего три месяца. Оставалось надеяться, что за это время Платонов не успеет натворить чего-то грандиозного… хотя в это верилось с трудом.
– Ну что ж, – Пирс сцепил пальцы и наклонился к собеседнику, в голосе проступила серьёзность, – так о чём же хотел поговорить?
Выражение лица Платонова чуть изменилось: привычная уверенность сменилась осторожной сосредоточенностью.