Суреш Шарма, ловко скрывая неуверенность, выпрямился и с холодной вежливостью обратился к Оуэну Карсону:
– Не хотели бы вы вложиться в Theranos?
Карсон, высокий, сухощавый, с лицом, словно высеченным из камня, усмехнулся и покачал головой:
– Ха-ха, да куда нам… Эта компания уже слишком велика, чтобы мы могли туда влезть.
Стакан в руках Шармы слегка дрогнул. Он поднял голос, чтобы перекрыть не только музыку, но и собственное раздражение:
– Отнюдь! Через десяток лет все привычные диагностические приборы окажутся в музеях, а Theranos станет единственным игроком. Разве позволите себе упустить шанс?
Голос прозвучал напыщенно, даже дерзко, и только тогда взгляд Карсона, холодный и рассеянный, задержался на нём чуть дольше.
– Смелое заявление…, – протянул тот, приподняв бровь.
Вариантов не оставалось. Пришлось говорить резко, громко, с нажимом – иначе собеседник просто не услышал бы. Словно для того, чтобы обратить внимание белого хищника, азиатскому управленцу приходилось рычать вдвое громче, оправдывал индус своё поведение. А то, что он так того только отталкивал….
– Это не преувеличение, – продолжил Шарма, обжигая себя собственной ложью. – Наши системы уже используются в Афганистане.
Карсон слегка прищурился:
– Вот как?
Слова прозвучали уверенно, но внутри что-то болезненно кольнуло. Правда была в том, что разговоры о поставках велись, но до реальной практики дело ещё не дошло. И всё же рядом с ложью стояла тень истины.
– К тому же в совете директоров у нас генерал Уиттингтон. Вы, конечно, знаете его репутацию.
Имя старого военного прозвучало как тяжёлый медальон, брошенный на стол. Взгляд Карсона на миг оживился, но тут же поплыл куда-то за спину собеседника. Он выпрямился, улыбнулся дежурной улыбкой и, слегка склонив голову, произнёс:
– Прошу прощения. Вон там – человек, с которым просто необходимо переговорить.
Оуэн Карсон, словно охотник, заметивший добычу посочнее, плавно скользнул прочь.
И тогда взгляд Шармы упал на фигуру, от которой кровь в жилах на секунду застыла. Высокий мужчина, возвышавшийся над толпой, с прямыми. Внешность знакомая до боли.
Перед глазами стоял Сергей Платонов.
***
Гала-вечер разворачивался по расписанию, словно театральная пьеса в шести актах: коктейльный приём, изысканный ужин, за ним – ключевая речь, затем аукцион, живое выступление и напоследок прощальные слова.
Первая часть – шумный, пёстрый коктейль – существовала ради сети знакомств. Но важные фигуры не спешили туда приходить. На этом этапе связь имела вес лишь среди тех, кто был равен по положению. Для людей же с верхушки социальной пирамиды такие собрания выглядели скорее как сцена для подношений: они давали, но не получали.
Поэтому большинство значимых гостей предпочитало появляться позже – к ужину. Но промедлить самому значило упустить шанс, позволить другим застолбить внимание. В такие моменты каждая секунда имела цену.
Сквозь гомон голосов прорезался знакомый тон:
– Не ожидал встретить здесь снова!
Из толпы вышел Карсон – всё тот же глава крупной инвестиционной компании, с которым однажды довелось пересечься в деловой поездке. Тогда это было мимолётное знакомство, закреплённое через Пирса и его проектные схемы. В обычной ситуации он бы и не взглянул – слишком мелкой фигурой казался молодой русский банкир для такого человека. Но теперь ситуация изменилась.
– Представляете, смотрю телевизор и думаю: где же видел это лицо? И вот – узнал! – сказал Карсон, протягивая руку.
– Честь для меня, что вы помните тот эпизод, – последовал ответ с лёгкой улыбкой.
– Таких, как вы, трудно забыть. Кстати…, – голос Карсона внезапно стал тише, заговорщицки. – Тот акционерный съезд White Shark… сколько времени вы его готовили?
Любопытство, конечно, не было главным. За сдержанным интересом читалась жадность – вырвать хоть кроху сведений о событии, которое уже вошло в историю мировых инвестиций. Инцидент с Epicura стал поворотной точкой, а стоящий сейчас напротив человек был её сердцем.
И теперь каждый в зале хотел знать: какую же тайну он унесёт с собой. Зал гудел, как улей. Звон бокалов, смех, музыка из струнного квартета – всё сливалось в плотный поток звуков, словно золотистый мёд тянулся по воздуху. От вин и пряных закусок исходили густые ароматы: терпкая нотка выдержанного коньяка мешалась с тонкой сладостью свежих фруктов и острой щекоткой специй. Атмосфера одновременно давила и кружила голову.