Он запнулся и с трудом закончил:
— Только для меня.
Она с удивлением подняла брови.
— Что? Только для вас дышу?
— Я не так выразился… Я по-русски не могу так тонко сказать, как думаю. Я не в этом смысле. Я хочу сказать: я фантазирую, я обольщаю себя мыслью… Я знаю, что я для вас — мальчик…
— Оставьте, Костя, умоляю вас, оставьте этот разговор. Если вы это знаете, — так и молчите.
— Я просил вас дать мне локон волос, — продолжал он, — а вы мне не дали…
— И не дам никогда.
— А они у меня есть, — с какой-то злобой сказал он. — Я вам покажу сейчас.
Он вытащил золотую цепочку, которую он носил на шее, и показал медальон с крестом сверху.
— Видите, видите, что здесь?
Он открыл крышку, и она увидела комочек втиснутых туда волос.
— И знаете, где я их подобрал? Вы выбросили их за окно, когда причёсывались. Скатали и выбросили. А я ждал и караулил под окном.
Она не выдержала и засмеялась.
— Вы все здесь сумасшедшие, — сказала она.
Он вдруг бросился перед ней на колени.
— Я люблю вас, — залепетал он, — люблю так, как, никогда русские не любят. Я готов ждать…
— Чего?
— Год, два, пять лет. Я буду учиться, я буду первый ученик. Но пусть я знаю, что вы — моя невеста.
— Встаньте, Костя, встаньте. Я приказываю вам встать, или я уйду.
Она встала и сделала шаг в сторону. Он припал лицом к земле и стал целовать следы её каблучков, вдавившихся в песок.
— Да полноте, — продолжала она, — как вам не стыдно!
Он вскочил на ноги и вынул из кармана маленький револьвер.
— Видите вы это? — спросил он. — Клянусь вам, что кто-нибудь из нас будет мёртв, — или вы или я.
Он повернул дуло к себе. Лицо его горело, губы дрожали. Она быстро схватила его за руку.
— Отдайте его мне, отдайте, — сказала она.
Он легко выпустил револьвер и припал губами к её руке.
— Ах, если б вы, вашей рукой убили меня, — какое было бы счастье! — сказал он.
— Я оставлю револьвер у себя, — сказала она.
— Оставьте, оставьте! — залепетал он. — Это будет вам память обо мне. Я вам и футляр дам. У меня есть на него — замшевый.
— Хорошо, вы и футляр мне дадите. Только теперь оставьте меня.
Он схватил её за руку.
— Об одном, об одном умоляю вас, — заговорил он, — поцелуйте меня в лоб. Клянусь вам, — за один этот маленький поцелуй я готов ждать месяцы и годы.
Она колебалась. Мальчик смотрел на неё влюблёнными глазами с каким-то собачьим выражением преданности.
— Наклонитесь, — сказала она.
Он двинулся к ней, схватил её руку и стал покрывать её поцелуями; она приложилась губами к его лбу, высвободила руку и повернулась, чтоб идти. На дорожке стояла Лена и смотрела на них широко раскрытыми, злыми глазами.
— Вот как! — заговорила она. — Вы читаете мораль честным девушкам, а сами завлекаете богатого мальчика. И вы думаете, я не скажу папе всего, как только он вернётся, и вы думаете он не прогонит вас, тотчас же, чтобы спасти брата?
— Довольно! — сказала Тотти. — Я сама у вас не останусь.
Лена захохотала.
— Вот как! А забранное жалованье вы можете вернуть?
— Ленка! — крикнул Костя весь дрожа. — Это — моя невеста, и если ты посмеешь сказать ещё слово…
— Что-о? — воскликнула Лена. — Она — невеста? Да кто ж тебе позволит жениться на нищей, у которой одна пара ботинок, да и то старых?
— Я никогда не была его невестой и не буду, — сказала Тотти. — Я слишком уважаю себя, чтоб ещё хоть час могла здесь остаться. Я здесь всё оставлю: мои вещи, деньги — хотите, оставлю своё последнее платье. Мне ничего вашего не надо. Долг свой я пришлю вам: наймусь в подёнщицы, но отработаю его.
Она вынула из кармана револьвер и бросила его на песок.
— Возьмите — стреляйте, стреляйте друг в друга, в меня, мне всё равно, — сказала она, — но только я ухожу от вас и сейчас же.
XXIV
Каждый нерв её дрожал, когда она вошла в свою комнату, взяла свой паспорт, положила в чемодан белье и книги, надела шляпку и накидку и села к столу написать несколько слов Петропопуло. Но руки не слушали её, и перо прыгало.
— Всё равно, — потом, когда пришлю за чемоданом.
Она вышла за решётку сада на улицу и машинально пошла по дороге, сторонясь от ослов, мерной рысцой бежавших под грузом каких-то жирных англичан. На углу, у маленького переулка, подымавшегося в гору, она остановилась.
«Куда пойти? — подумала она. — К кому?»