- Вот он и определил меня в ближайший пансионат, где отдыхают иногда от трудов праведных вожди мирового пролетариата небольшого ранга и чина. Типа Менжинского, Трилиссера и прочих.
- Ого, - удивился Тойво. - Пансионат командного состава ОГПУ?
Рейно числится главным истопником, а летом по совместительству пасечником.
- Вот, оказывается, призвание у меня какое: мед делать. Отец бы со стыда сгорел. Маму перевез сюда. Так и живем. Невеста есть. Жить можно, если бы только не нога!
Он погладил левую ногу, выставленную в сторону, несгибающуюся в колене.
- Летом еще ничего, а вот зимой ноет, не унимается, когда крапива перестает сохраняться.
Оказывается, Рейно спасается от боли только компрессами из крапивы. Даже заготовленные впрок — и те тоже помогают, пока жжется. Они, как два пациента одной и той же больницы, встретившись в коридоре, поговорили о своих болячках, обменялись информацией о чудодейственных методах, уже успешно испробованных на лошадях, и поняли: пора расходиться.
Каждый пойдет своей дорогой, ничего их не сближает, даже память детства — и та у каждого разная.
- Прощай, Рейно, - сказал Антикайнен на прощанье. - Ты меня извини за то, как я с тобой тогда в школе обошелся.
- Пока, Тойво, - ответил Рейно. - Не за что извиняться. Мы были детьми и, как и все дети, были жестоки. Я тоже перед тобой виноват.
Они пожали друг другу руки и разошлись, только сын Крокодила, сделав несколько неуклюжих шагов, опираясь на свою клюку, повернулся и сказал задумчиво смотревшему на него врагу из своего детства:
- Вся жизнь — это поиск самого себя.
13. Встречи.
Тойво провел в арендованной у Настасьи Петровны даче чуть больше недели. На момент отъезда в Питер он чувствовал себя уже гораздо лучше, перестали донимать судороги в конечностях, вернулась былая уверенность и плавность движений, разве что лицо все еще оставалось чуть перекошенным. Да еще одна функция организма вызывала опасение. Но проверить ее он никак не решался.
Антикайнен предстал перед хмурыми очами начальника училища Инно, намереваясь обратиться к нему с просьбой.
- Эк тебя торкнуло! - посмотрев ему в лицо, сказал начальник. - У доктора был?
- Был, - кивнул головой Тойво, не уточняя, правда, что это за доктор такой. - Разрешите две недели отпуска в счет будущих занятий?
- Да ты же только из отпуска! - нахмурился Инно. - Впрочем, ладно. Восстанавливайся. У нас в Карелии опять неспокойно. Так что всякое может быть. Куда отпуск-то нужен?
- В Выборг к невесте, - не стал обманывать начальника Антикайнен. - Нелегалом туда, нелегалом сюда.
- Ого! Я этого не слышал. Предельная осторожность.
- Есть, предельная осторожность.
Пока Тойво «отлеживался» на даче, к нему несколько раз приходили люди из ОГПУ. Точнее, из какого-то особого шифровального отдела, пытались разузнать: где, с кем, когда? Ни Оскари, ни кто другой не могли ответить на их вопросы: где-то, с кем-то, когда-то. А об эстонце из института Мозга вообще не слышал никто.
Антикайнен взвесил все свои шансы и пришел к выводу, что, ну, его нафик этот особый шифровальный отдел! По выведанной у Вяхя тайной тропе контрабандистов он пошел в Финку. Младший Тойво имел настолько обширные знания о лесах карельского перешейка, что по памяти нарисовал для перехода схему передвижения: «сто шагов вперед, потом двести шагов назад, потом вправо до разлапистой ели, потом влево от разлапистой ели, потом период обхода советского пограничного патруля - час с четвертью, потом период обхода финского пограничного патруля - четверть с часом, потом по ручью, потом по реке, потом озером, ну, а потом уже морем». И все — ты в Аргентине. Ах, блин, промахнулся, в Суоми надо было! Ну, тогда все в обратном порядке, только вперед сто шагов делать не следует.
В общем, Тойво оделся, как типичное лесное чмо — то ли бортник, то ли смологон, то ли производитель понтикки — и пошел по ориентирам.
Бродил по лесам, бродил, наконец вышел к собакам. Собаки оказались пограничные, сидевшие в вольере и держащие нос по ветру. Он стоял против ветра, поэтому показал псам кукиш и пошел дальше. Ни животные, ни люди на страже рубежей его не унюхали.
Это не могло не придавать уверенности, поэтому Тойво по лесам дошел чуть ли не до Ловисы, чертыхнулся, сел на проходящий поезд и вернулся назад к Выборгу. За переживаниями от путешествия он совсем позабыл о других волнениях, его одолевающих уже не первую неделю. А когда вспомнил — было уже поздно.