Выбрать главу

Осмелюсь доложить, что, вернувшись домой, я прослыл весьма важною персоной, и десятки людей в Рае и в Уинчелси спрашивали меня, что сказал король. Дома мы узнали, что с мистером Джозефом Уэстоном произошло несчастье. В день нашего отъезда в Лондон он отправился на охоту, что было его излюбленным занятием, и когда он перелезал через живую изгородь, затвор ружья, которой он неосторожно волочил за собой, зацепился за сучок, раздался выстрел, и заряд дроби угодил бедняге прямо в лицо, поранил левую щеку и попал в глаз, которого он после страшных мучений лишился.

- О, господи! Заряд мелкой дроби угодил ему прямо в лицо! Удивительное дело! - воскликнул доктор Барнард, который зашел повидаться с моей матушкой и дедом на другой день после нашего возвращения. Миссис Барнард рассказала ему об этом несчастном случае накануне за ужином. Если бы стреляли в доктора или если б он сам кого-нибудь застрелил, он едва ли мог иметь более испуганный вид. Он напомнил мне Гаррика, которого я как раз перед тем видел на театре в Лондоне, в той сцене где он выходит после убийства короля.

- Docteur {Доктор (франц.).}, у вас такой вид, словно это вы его стреляли, - смеясь, сказал мосье де ла Мотт на своем ломано английском языке. - Два раза, три раза я ему говорил: "Уэстон, вы застрелите себя, нельзя носить ружье так", а он говорит, что ему не суждено умереть от пули, и он бранится.

- Но, любезный шевалье, доктор Блейдс вытащил у него из глаза куски черного крепа и тринадцать или четырнадцать дробинок. Денни, какого калибра была дробь, которой ты стрелял в разбойника?

- Quid antem vides festucas in oculo fratris tui {Как видно сучок в глазу брата твоего (лат.).}, доктор, - говорит шевалье. - Хорошее изречение. Как вы думаете, оно протестантское или папистское?

На что доктор опустил голову и сказал:

- Шевалье, я сдаюсь. Я был неправ, совершенно неправ.

- А что до крепа, то Уэстон в трауре, - заметил ла Мотт. - Он ехал на похороны в Риттербери четыре дня назад. Да, он мне сам говорил. Он и мой друг Люттерлох, они ехали.

Этот мистер Люттерлох был немец, живший неподалеку от Кентербери, и мосье де ла Мотт вел с ним дела. Он вел дела с людьми всяких званий, и притом дела весьма странные, как я начал понимать теперь, когда мне шел уже четырнадцатый год и я стал большим, рослым мальчиком.

В тот день мосье де ла Мотт посмеялся над подозрениями доктора.

- Священники и женщины - они все одинаковы, разумеется, кроме вас, ma bonne {Любезная (франц.).} мадам Дюваль, они все сплетничают и верят, когда говорят дурное про их соседей. Я говорю вам, я видел, как Уэстон стреляет, двадцать, тридцать раз. Вечно тащит ружье через живую изгородь.

- Но откуда креп?

- Да он всегда в трауре этот Уэстон, всегда. Стыдно, такие cancans {Сплетни (франц.).}, маленький Дени! Больше никогда не думай так. Не делай Уэстона себе врагом. Если б человек сказал такое про меня, я бы его застрелил сам, parbleu! {Черт возьми! (франц.).}

- Но если он это и вправду сделал?

- Parbleu! Я бы его застрелил тем более! - сказал шевалье, топая ногой. Как только мы остались с ним наедине, он вернулся к этому предмету. Послушай, Денисоль, ты уже большой мальчик; Мой тебе совет - держи язык за зубами. Это подозрение насчет мистера Джозефа - чудовищное преступление и к тому же глупость. Человек скажет такое про меня - прав он или нет, я пускаю ему пулю в лоб. Один раз я прихожу домой, ты бежишь ко мне, я стал кричать и браниться. Я сам был ранен, я не отрицаю.

- Но я ведь ничего не сказал, сэр, - возразил я.

- Да, отдаю справедливость, ты не сказал ничего. Ты знаешь metier {Дело (франц.).}, которое мы делаем иногда? В ту ночь на шхуне, когда таможенный катер открыл огонь, а твой несчастный дед кричал - ах, как он кричал! Надеюсь, ты не думаешь, что мы пришли туда ловить раков? Tu n'as pas bronche, toi {Ты не дрогнул (франц.).}. Ты не испугался, ты доказал, что ты мужественный человек. А теперь, petit, apprends a te taire! {Малыш, научись молчать! (франц.).}

Шевалье пожал мне руку, вложил в нее две гинеи и отправился по своим делам на конюшню. У него теперь было несколько лошадей, и он постоянно разъезжал. Он не жалел денег, часто устраивал у себя наверху пирушки и всегда исправно платил по счетам, которые подавала ему матушка.

- Держи язык за зубами, Денисоль, - повторил он. - Никогда не говори, кто приходит или кто уходит. И запомни, дитя мое, - если будешь болтать языком, птичка прилетит и шепнет мне на ухо: "Он сказал".

Я старался следовать его совету и держать в узде свой беспокойный язык. Я молчал как рыба даже тогда, когда меня спрашивал о чем-нибудь сам доктор Барнард или его жена, и, наверное, эти добрые люди очень обижались на. меня за скрытность. Например, миссис Барнард говорит мне:

- Хорошего гуся несли к вам давеча с базара, Дени.

- Да, гусь очень хороший, мэм.

- У шевалье часто бывают обеды?

- Обедает регулярно каждый день, мэм.

- Он часто встречается с Уэстонами?

- Да, мэм, - с невыразимой болью в сердце отвечаю я. Причину этой боли я, пожалуй, могу вам открыть. Видите ли, хотя мне было всего лишь тринадцать, а Агнесе всего только восемь лет, я любил эту маленькую девочку всей душою и всем сердцем. Ни в юности, ни в зрелые годы я никогда не любил никакой другой женщины. Я пишу эти слова возле очага в своем кабинете в Фэйпорте, а мадам Дюваль сидит напротив и дремлет над романом в ожидании соседей, которые приглашены на чай и на партию в вист. Когда мои чернила иссякнут, и моя маленькая повесть будет дописана, а колокола церкви, которые сейчас призывают к вечерне, зазвонят по некоем Дени Дювале, - прошу вас, дорогие соседи, вспомните, что я никогда не любил никого, кроме этой дамы, и когда настанет час Джоан, приберегите для нее местечко рядом с Дарби.