– Ладно, пусть будет ваш пример. Конечно, специально защищать тень – это вздор, но, с другой стороны, специально наступать на тень человека, который придает этому значение, как-то нехорошо. А как отмечал доктор Ахмади в своем выступлении…
– Ну, конечно. Этого поросенка раздули до размеров слона.
– Почти что, – согласился репортер, – где-то метра три в диаметре.
– Нет, сен Секар, я имею в виду первого поросенка, с которого все началось.
– Боюсь, я не совсем в курсе, сен Влков…
– Сейчас расскажу. Все началось в школе. Одна семья попросила учителя запретить в классе, где учился их ребенок, авторучки с изображением поросенка из популярного мультфильма. Они были мусульмане, а у них особые табу в отношении свиньи. Учитель сказал, что такие вещи находятся в компетенции родителей. Тогда отец ребенка поднял вопрос о поросенке на родительском собрании, но сделал это недостаточно тактично. В результате ему пригрозили полицией, а об инциденте стало известно всем школьникам. Через несколько дней остальные дети пришли в классе в футболках с большим рисунком того же поросенка, да еще наклеили стикеры с тем же поросенком на все, что можно. У ребенка-мусульманина случилась истерика, а мусульманская община обратились в суд с заявлением об истязании и дискриминации. Суд опросил учителей и школьников, но не обнаружил объективных действий, которые могли бы так квалифицироваться. Разумеется, суд доставил неудобства детям и их родителям, что и вызвало, по выражению прессы «свиной бум». Пиком, как вы знаете, стали огромные резиновые свиньи, надутые гелием – многие жители подняли их над своими домами, кафе и лавками накануне Хэллоуина.
– Из-за чего и произошли стычки, потребовавшие вмешательства полиции, – добавил Секар, – разумно ли было доводить до этого?
– Разумно ли с чьей стороны? – спросил Грендаль.
– Я имею в виду, может, лучше было пощадить чувства этого мальчика и уступить в такой мелочи, как детские авторучки? Свет что ли клином сошелся на этом поросенке?
– Авторучки – детские, а проблема – взрослая. Свет всегда сходится клином на какой-то мелочи: картинках, футболках, воздушных шариках. Из этих мелочей складывается наша свобода. Мы учим детей быть свободными именно на таких мелочах. Я прочел в одной старой книжке: свобода – это возможность открыто делать то, что кому-то не нравится. По-моему, очень правильная мысль.
– А вы не боитесь, что таким путем мы отучим детей от милосердия?
– Не боюсь. К милосердию не принуждают – так я ответил доктору Ахмади. Милосердие это стремление опекать и защищать, а не подчиняться и терпеть. Когда четырнадцать лет назад правительство намеревалось проложить дорогу через Леале Имо – что было?
– Леале Имо – это Холм Предков на острове Воталеву? – уточнил Секар.
– Да. Тогда, как вы помните, памятники утафоа еще не охранялись правительством, да и с защитой личных прав утафоа были проблемы…
– Еще бы я не помнил! Мой отец и старший брат стояли в живой цепи…
– И никто их к этому не принуждал, верно?
– Скорее уж наоборот. Мама опасалась, что будет драка с полицией…
– А мы в этой цепи познакомились, – Лайша толкнула Грендаля в бок, – помнишь?
– Ну, еще бы, – он подмигнул жене, – ты еще сказала «похоже, мы сейчас огребем».
– Ага! А ты ответил «спорим на пиво, что копы сдрейфят».
– Вот это интересно! – заявил репортер, – можно подробнее?
– Да ничего особенного. Мы проторчали почти сутки нос к носу с копами. Они кричали в свой мегафон «вы оказываете незаконное сопротивление полиции! мы вынуждены будем применить силу!». А мы кричали в свой мегафон «прочтите свои контракты, пока не вылетели с работы! это ничейная земля, и мы будем тут стоять до решения суда!». К вечеру второго дня приехал судебный пристав с бумагами, копы сели в катера и свалили. Вот так я проиграла пари и поила этого типа пивом.
– Но закуска была за мой счет, – напомнил Грендаль.
– В кабаке – за твой, а у меня дома ты потом слопал все, что было в холодильнике.
– Ой, много ли там было? Тощая курица и кусочек сыра.
– А яичница из четырех яиц на завтрак?
– Ну… я посчитал их вместе с курицей, для краткости. И вообще дело прошлое.
– А помнишь, как ты нашел эти пакгаузы?
– Я помню, что ты назвала их гробиками для динозавров.
– Какие пакгаузы? – поинтересовался репортер.
– Вы не заметили? Дом построен вокруг пакгауза. Соседние дома – тоже. На многих атоллах были военные базы и склады, а после революции всех иностранных военных отсюда выгнали. Те, конечно, забрали с собой все, что могли. Только голые бетонные коробки остались, и правительство стало их понемногу распродавать. А мы с Греном как раз решили жить вместе, и искали жилье подешевле. С деньгами у нас было, так сказать…
– Так и сказать: не было денег, – перебил Грендаль, – и тут я нашел объявление про эти пакгаузы. Отдавали их по 2000 фунтов, можно сказать, даром.
– Они и того не стоили, – заметила Лайша, – Четыре стены с дырками и без крыши.
– Крышу я сделал уже через неделю, – напомнил он.
– Ага, «сделал». Знаете, что он сделал? Подбил двух соседей, Ван Мина и Рохан Виджая, они тогда были такие же балбесы, как и он, и давай шакалить по окрестностям. Нашли разбитый самолет времен второй мировой, отволокли трактором на берег, раздраконили на части и поделили. Так что вместо крыши у нас было полкрыла и кусок фюзеляжа. Типа, мансарда с балконом. И трап вместо лестницы.
– Ладно тебе, нормально ведь получилось, – возразил Грендаль.
– Ну, да. Правда, первым же штормом нас чуть не сдуло оттуда в океан, а так нормально.
– Чуть не считается. А какой ветряк я сделал из пропеллера, помнишь?
– Еще бы! Иногда он так жужжал, что рыба в лагуне пугалась.
– Зато мы экономили на горючем для генератора. И вообще, разве плохо было?
– С тобой хорошо, Грен, – просто сказала она, – и тогда было хорошо, и сейчас.
– А почему вы мне про это не рассказывали? – обиженно спросил Иржи.
– А потому, что ты не спрашивал, – Лайша улыбнулась, – и, кстати, вот теперь тебе точно пора мыться и спать.
– Сейчас. Только дойду до 9 уровня и…
– Десять минут, договорились? – перебила она.
– Пятнадцать.
– Ладно, но ни минуты больше… Сен Секар, а вы это тоже предполагаете публиковать? Я имею в виду, то, про что мы сейчас говорили.