Ближе к ночи, стрельба стала особо плотной. Окружившие нас собрали весьма значительные силы, «задавили» обороняющихся стрелковым огнем и идут на приступ. Волна за волной. Несколько человек ранено. Еще пятеро убито. И все три обороняющихся дома замирают. Штурмующие, приняв это за знак скорой победы, поднимаются в атаку, бегут к цели, подбадривая себя громкими криками, попутно крича разнообразные угрозы. 600 метров, 500, 400… Когда до наших «крепостей» остается около 300 метров, окна, превращенные в бойницы, оживают, расцветая огнями выстрелов. И из них высовываются головки минометных мин на раструбах РПГ. Залп! И, подгоняемые реактивными росчерками, невиданные здесь ранее осколочно-фугасные заряды к ручному гранатомету, несутся вниз. Одновременно ударило около 40 «труб»! Ну а что кто хотел? Идея понравилась всем. И пошедшие со мной на отчаянный риск офицеры, оценив ее в полной мере, еще в ходе подготовки, решили использовать новшество по максимуму! Серия слитных взрывов, и после этого наступила удивительная, тягучая тишина, которая почти ощутимо давила на уши… Я подбегаю к окну и мельком смотрю вниз, а там… Там несколько десятков трупов и под сотню корчащиеся раненых, от которых я не могу оторвать глаз. Никогда не видел ничего подобного, я же не солдат. Запах смерти бьет мне в ноздри. Смерть пахнет порохом и горелой плотью. Меня тошнит… Кажется, что даже сюда доносится отвратный запах потрохов, но не смотреть вниз я не мог… Атака захлебнулась, и мои люди пошли зачищать территорию. Кажется, там кое-кто еще шевелится.
А потом в одно мгновение словно потух свет, и навалилось какое-то бесконечное черное ничто. Оно втянуло меня в гигантскую воронку, унося в безбрежный океан космоса. А ведь я уже бывал в этой воронке. Тут так спокойно и тихо… И только где-то вдалеке раздался бессильный крик полковника Василенко:
— От окна! Да куда же тебя понесло без каски!
Мне кажется, или я снова умер?
Глава 18
Боль. Голову словно расколол удар молнии, стоило лишь открыть глаза. Я снова их закрыл и услышал стон. Кто это стонет? Да это же я! Голос чей-то рядом, кажется, всхлипнула женщина.
— Сергей Дмитриевич! Очнулся, родненький! Господи!
Даже вращать глазами было больно. Я сфокусировал взгляд на «Крыске» и у меня получилось.
— Люб, ты, что ли? — просипел я. — Дай попить. Горло пересохло.
Ко рту поднесли стакан, и я в несколько мелких глотков его осушил, постукивая зубами по стеклу. Хорошо-то как! Вода теплая и даже немного противная, но мне и такая в радость. Язык сухой до того, что напоминает еловую шишку. И по твердости, и по вкусу. Да, вкус во рту просто гадостный.
— Почему ты здесь? — спросил я ее. — Где Лена?
— Елена Геннадьевна в соседней палате спит, — торопливо ответила Люба, вытирая слезы платком. — Она три ночи около вас глаз не сомкнула, плакала и молилась. Еле-еле увели ее отсюда. Я вот сменила ее. Разбудить?
— Не нужно, — прошептал я. — Пусть отдыхает. Где я?
— В Центральной Клинической, — радостно ответила Люба. — За вами вертолет послали и вывезли в Москву. Доктор сказал, что в височной кости трещина, но мозг не задет. Пуля по касательной прошла. Просто сотрясение тяжелое… Или ушиб какой-то. Я толком и не поняла. Повезло вам, Сергей Дмитриевич! В рубашке родились.
— Да, — согласился я. — Там по ходу мозг не задело бы, даже если бы мне насквозь башку прострелили. И чего я полез к этому окну, дурак! Я же не вояка ни разу.