Постепенно и настойчиво кузнец втягивался в мирную жизнь. Забывались солдатские повадки и грубоватые словечки, остроты, от которых девчата краснели до ушей. Он запрятал подальше свой солдатский мундир. Правда, тяжелых сапог он не сбрасывал и только жалел, что, уходя со службы, не успел их сменить у старшины на новые. Но ничего! И эти, скособоченные, латка на латке, ему неплохо служили.
Исподволь зажили его раны, почти перестали докучать осколки, оставшиеся в теле, которые врачи на войне не успели извлечь. Теперь эти „железки“ только изредка напоминали о себе, подсказывая, как хороший барометр, погоду.
Полностью в местечке водворилась мирная, нормальная жизнь. Дети шумели на улицах, бегали в школу. Тут и там гремели „клезмер“ – музыканты известной на всю округу капеллы. Играли шумные свадьбы. Люди трудились, радовались, горевали, ссорились, мирились. Жена кузнеца по-прежнему была в него влюблена, но частенько пилила понемногу по любому поводу и так, без всякого повода. А главным образом обижалась на то, что человек, мол, не может сидеть дома, все куда-то спешит, занят общественными делами, часами пропадает на собраниях и заседаниях.
К этому он уже тоже привык и не обращал никакого внимания. Пусть, мол, ворчит. Надоест – перестанет.
А в общем он был доволен судьбой и окружающим миром. И так надеялся прожить отпущенных ему всевышней канцелярией сто двадцать положенных лет.
В труде и вечных заботах шли годы. Шли быстро, незаметно. Хоть наш кузнец не относился к большим грамотеям, но в газеты он любил заглядывать.
Старого солдата с некоторых пор стало беспокоить то, что происходило на свете. А было довольно-таки тревожно. В особенности с тех пор, как появился в Германии какой-то маньяк с целой ордой новых головорезов. И звали его, этого маньяка, Адольфом Гитлером. Эта братия решила перекроить мир на свой лад и завести во всем мире новый порядок.
Какой это был порядок – можно себе представить, учитывая, что главарь этой банды был шизофреником, а воинское звание у него было – ефрейтор.
Началось дело у них с крикливых, сумасбродных сборищ в мюнхенских пивнушках и кончилось тем, что захватили власть в Германии и превратили страну в сумасшедший дом, в концлагерь.
Наш кузнец, узнав об этом, сказал во всеуслышание землякам: „Пусть там бьются головой об стенку, эти немцы, коль они допустили у себя эту банду к власти“. Но, учитывая то, что Авром Гинзбург не принадлежал к большим дипломатам и политикам, он кое-что не предвидел. Этот крикун-ефрейтор решил стать властелином не только Германии, но и во всем мире. Новоявленный кровожадный диктатор стал захватывать чужие земли, страны и поверг весь мир в страх.
Некоторые соседние с Германией государства сдались на милость ефрейтора без единого выстрела, и тот возомнил себя непобедимым или, как выразился наш кузнец, пупом земли.
Кое-кто подумывал, что фашистский бес насытится чужими землями, чужим добром, кровью сотен тысяч и миллионов ни в чем не повинных людей, остепенится, остановится.
Но не тут-то было!
Фюрер, расправившись легко и молниеносно с малыми соседними государствами, набросился со своими кровожадными ордами на нашу страну. Когда эта страшная весть дошла до местечка, наш кузнец, окруженный взволнованной толпой земляков, пожелавших услышать от бывалого солдата, что же теперь будет, подумав минутку, взвесив все, сказал:
– Что же будет. Будет нам нелегко. Очень трудно. Но здесь будет конец этому проклятому Гитлеру и всей его банде. Это как пить дать.
3
В тот страшный рассвет, когда над Деражней зловещей тенью пронеслись фашистские бомбовозы с черными крестами на крыльях и донесся туда отдаленный гром бомб, молодые ребята, наскоро простившись с родными и близкими, отправились в военкомат, а оттуда на фронт.
В тот же день наш кузнец твердо решил, что хотя годы его уже не те и здоровье подводит понемногу, но если такое горе обрушилось на Отчизну, то он оставит свою кузню и каланчу, бросит свой дом и семью и отправится на фронт наравне с молодежью. Солдат он бывалый и кто этого не знает, что за одного битого солдата трех небитых дают?
– Такая грозная туча движется на нас со всех сторон, – сказал он домочадцам, – как же я могу сидеть дома? Сюда рвутся гитлеровские палачи и хотят затоптать родную нашу землю, за которую не раз кровь проливали, ту самую землю, в которой покоится прах моих дедов и прадедов, как же можно стоять в стороне? К тому же у меня с фашистами свои старые счеты…