— Твой отец погорячился, — сменила разговор Морта. — Не стоило жалобу писать. Насчет навоза, коров — да, чистая правда, но чтоб плеткой заехал… Никогда еще я на людей не клеветала. Как подумаю, глазам со стыда жарко.
— Мой отец — старый мерзавец, — без злости сказала Года.
— Не говори так. Он несчастный.
— Да, его никто не любит, кроме тебя.
Залаял Медведь. В окне мелькнула человеческая тень, хлопнула дверь, в сенях раздалось энергичное топанье. Года придвинула к себе стоящее на столе зеркало и поправила волосы.
Вошел Арвидас. Он поздоровался с женщинами, подав руку сперва Морте, а потом Годе, и вернулся к кроснам.
— Новый починаете? — спросил он, обхватив ладонью пасмо.
— Новый. А что? Часом, не пришел ли кросна забрать? — Морта зло покосилась на Арвидаса, но в нетвердом голосе злости не чувствовалось.
Арвидас добродушно рассмеялся.
— Нет. На что мне кросна! Не умею ведь делать такие чудеса, как вы. Тките себе на здоровье хоть сто лет. Я лучше воспользуюсь готовой продукцией. Помните, Римшене? В тот раз я говорил, что хочу купить у вас работы. Вы бы не могли показать?
— Я же сказала…
— Не говорите! Знаю, что у вас есть.
Морта, ничего не ответив, навалилась грудью на бердо.
— Ну как? Неужто все еще на меня сердитесь?
— Есть! Ну и что, коли есть! Для себя, не на продажу. На память отложила. Почему это я должна распродаваться до последней нитки?
— Если очень захотите, через месяц-другой смогу вернуть…
— Вернет, видишь ли. Благодетель нашелся… Знаем мы таких… — Морта выбралась из-за кросен и ушла в соседнюю комнату, ругаясь и бормоча что-то. Но вглядись Арвидас получше, он бы увидел, что она далеко не так недовольна, как хочет показать.
Арвидас повернулся к Годе.
— Вы очень любите свою жену, — сказала та. — Интересно, по какому случаю решили сделать ей сюрприз?
— Да… Разумеется… — Арвидас растерянно взял со стола книгу. — Любовь, ревность… Двое любят друг друга, а третьего никто не любит. Классика! Вечный треугольник. Когда же человек вырвется из этого треугольника.
— Как?! — воскликнула Года. — Вы думаете, что настанет время, когда человек перестанет любить? Боже мой! Что же тогда останется от человека?
— Человек никогда не перестанет любить, вы меня не поняли. Я имею в виду то время, когда человек избавится от низких страстей, ненависти, ревности, лицемерия, мести.
— Никогда этого не будет.
— Было время, когда человек жил на деревьях и не считал предосудительным полакомиться мясом своего соседа.
— Вас не переспоришь, да я и никудышный агитатор, — уступила Года. — Вы очень начитаны. Я тоже люблю читать — от нечего делать.
— Вы бы могли работать в читальне. Вместо Тадаса. Нам не хватает людей на производстве.
— Благодарю. Куда интересней самой читать, чем смотреть, как читают другие. Не умею говорить проповеди. Буду безыдейной сотрудницей, вы понимаете? — Года кокетливо улыбнулась. Ужасно подмывало подразнить этого умного великана в сапогах. — Я не гожусь для серьезных дел, товарищ председатель. Не гожусь и не желаю. Лучше уж буду дрыгать ножками в самодеятельности. Интереснее…
Арвидас взглянул на нее с жалостью. «Бесчувственный!» Она смутилась и, чуть покраснев, уставилась в окно. В открытую дверь комнаты было слышно, как Морта роется в сундуке с приданым.
— Вы спрашивали, что останется от человека, если отнять любовь, — тихо промолвил Арвидас. — Плохо будет. Человек не далеко уйдет от скота. И знаете, что надо сделать, чтоб он совсем превратился в животное? Надо еще отнять цель! Разум? Нет, когда у человека не будет цели, разум само собой отпадет. У вас нет никакой цели в жизни, Года.
— Выходит, я — животное, — рассмеялась Года. — Ладно, ведите меня в хлев, помогу вам выполнять производственный план.
— Нет, нет… — смутился Арвидас. — Зачем так зло? Может быть, я не совсем точно выразился. Человек не может жить в полную силу, не зная, к чему он стремится.
— А что вы знаете? Вдруг я мечтаю стать великой актрисой, — Года положила локти на подоконник и, прищурившись, игриво посмотрела на Арвидаса. — Или это не цель?
— Конечно нет. — Он спокойно выдержал ее взгляд и несколько мгновений молчал, собирая рассеянные мысли. — Одно дело — мечтать, другое — к чему-то упорно стремиться. К цели идут через труд и борьбу, а не через сладкие сны. Вам надо начать работать, Года. Труд облагораживает человека…
— Горький, — прервала Года.