- А ну пошла прочь, нелюдь дикая! - замахнулся на неё дед Семён и топнул ногой. "Нечто" ушмыгнуло так быстро, словно растворилось.
- Садитесь, садитесь, Глеб Никифорович, - услужливо предлагал он, сводя под локоть с моста зачарованного колдовскими глазами доктора.
Врач сел на место, и путь продолжили. Он посмотрел на Пелагею Ивановну и спросил:
- Что происходит? Что это было? Опять они?
Женщина устало кивнула и решила сознаться:
- Повсюду они теперь, доктор. Хоть и сослали их в Нелюдимку, а размножились, гады, и по всем окрестностям шманят, житья не дают.
- Поубивать их надо было тогда, Пелагеюшка! Чего сжалились? Зачем оставили в живых? Они теперь опять кровь нашу пьют... Слышала, у Селивана опять корову угнали? А у Захара - от козы только башка осталась. Ох, был бы я молод - я бы этим уродам показал! А сейчас - чаво?... Только и гляди, как бы самого не сожрали... Надо было тогда сжечь их, когда наша взяла!
- Да чего уж теперь говорить, Семёнушка, - сокрушалась в ответ, глядя обиженно перед собой, Пелагея Ивановна, - раньше надо было думать. Поморить энтих хорьков кровопивушных, да и с концами. Всё бы они не так быстро размножились. А теперь - поспей за ними... Фиг!
- Они ведь для размножения сваво мужика нормального требуют. Со своими оборотнями - ни-ни! Не получается у них, выкидыши, говорят. Такое дело. Выглядят себе молодого - пригожего, и давай его охаживать, в сердце к нему дорожку протаптывать, - рассуждал Семён.
- Как к председателю? - усмехнулся Глеб Никифорович.
- Во-во, как к председателю, - живо согласился Семён, - Знаете, значит, историю эту?... Да, всё началось тогда у нас с председателя. Как храм сгорел, так он нам эту заразу в село и пустил, женившись на оборотне. Быстро она его порешила, но мальчишку от него родила. Так их и не нашли, помнишь, Ивановна? Весь лес облазили, так отомстить за председателя хотели. Но нет, скрылись куда-то, вурдалаки ночные.
- Да, - продолжила вспоминать Пелагея Ивановна, - долго мы о председателе тужили. Но новый-то тоже хороший был, церкву восстановил, школу построил...
- Да, хороший, только люди следом пропадать стали. Помнишь, в лес. Поодиночке боялись ходить? Одни ведь головы, да и то обгрызенные находили... Решили стрелять волков, на них грешили. Постреляли, а на другую ночь Клим приполз, перевёртыш, с простреленным пузом в деревню подыхать... Да Степан ещё стрелянным оказался тогда... он хоть и божился, что на охоту со всеми ходил, а ведь не было его с нами... С волками он бегал, гад. Вот и получил по заслугам. Своих же в лесу рвали, сволочи... Эх...
Дед Семён закурил махорку. Уже подъезжали к больнице.
- Да и жёны у многих этим стали заниматься, - подхватила Пелагея Ивановна, - Она, чтоль, их научила, пока с председателем жила, или сами они оборотились в другую веру... не могу понять. Но ведь и баб после этого ловили, как те кур с перьями жрал. Одна, дура, собаке в глотку вцепилась. Помнишь, Семён?
Семён, видимо, не хотел этого больше вспоминать. Он привёз врача назад, и сейчас уже думал, когда поедет за лекарством для дочери.
- Ну, давай, отец, не хворай! - попрощался с ним напоследок Глеб Никифорович.
- Вы это, Глеб Никифорович, в глаза-то этому чёрту смотрели? - вдруг спросил дед врача. Тот смутился.
- Вы бы в глаза этим зверям не смотрели... Нехорошо это. Загипнотизируют ведь... Вы молодой, сильный, они на вас охотиться могут. Для потомства. Предупреждаю. Не смотрите в глаза, особенно девкам.
И Семён, хлестнув лошадь по крупу, покатил в повозке в обратную сторону. Глеб Никифорович стоял на пороге больнице и долго смотрел ему в след. Лёгкий мерцающий в свете луны снежок, словно пух, опускался с небес и нехотя покрывал землю. Он мечтал ещё покружить, поозоровать, но его снежинки, хаотично вальсируя с лёгкой позёмкой, как, ни сопротивлялись, а все, же беспомощно ложились на землю...
И вдруг Глею Никифорович услышал высокий протяжный вой, доносившийся откуда-то издалека, как из другого мира. Этот вой был призывной, так зовёт самка верного супруга, и откликнулся в его сердце какой-то непонятной волной радости и приливом надежды. Он сам пока не осознавал, что с ним творилось. Но почему-то захотелось бросить всё и бежать в поисках этого звука; рыть лапами землю, грызть корни, но найти ту, кто его зовёт...
-Глеб Никифорович! - разбудила доктора от грёз медсестра, зовя его через форточку наконец-то зайти с крыльца к себе в кабине, - дед-то утренний - ещё живой... Глаза, говорят, открыл, кушать просит...
Врач зашёл в больницу.
Глава 4 - Колокол
Глеб Никифорович всю ночь не спал. Привезли порезанного в пьяной драке Кузьму, конюха. Пырнул его за околицей Митька-щербатый - местный дебошир и пьяница. Он частенько любил руки распускать и привязываться к людям, когда выпьет, но до поножовщины не доходило. Сейчас же Митька, придравшись к такому же подвыпившему Кузьме, что брат его, Егор, обманул и за какую-то работу денег не дал, полез сначала с кулаками, а в оконцовке пырнул ножичком в брюхо.