Загромыхали стулья, раздался торопливый топот ног и треск половиц, некоторое время хлопали и скрипели двери. Педагоги очень спешили.
— Не доживай я последние месяцы в школе, боролся бы до победы. — Направившись к выходу, Штраух оттолкнул попавшуюся на пути табуретку. Они с Айной единственные задержались. Шаги остальных уже прогудели в коридоре, сквозь закрытые двери донесся звонкий альт госпожи Приеде: «Генрих, где ты пропадаешь! Я жду тебя!» — Им, видите, некогда вопросами воспитания заниматься, они спешат в кабак госпожи Зустрыни. Ради чего мы живем? Тяжко, ух как тяжко делается на душе, когда подумаешь о нашей современной педагогике.
— Мне тоже. — Учительница рисования отступила в сторону, пропуская вперед старшего коллегу. — Я в самом деле не знаю, как мне теперь в классе работать. Как это ужасно — лгать ученикам прямо в глаза.
В вестибюле Айну задержала Несауле, на плечи у нее была накинута шубка, а сама она так благоухала, будто только что искупалась в розовой воде.
— Коллега Лиепа! — Несауле приподнялась на носки, на миг из-под шубы сверкнула блестящая кайма юбки. — Коллега Лиепа, поедемте вместе на санях госпожи Антены! Господин Чандлер поделится своими впечатлениями от поездки по Лудзинскому и Даугавпилсскому уездам. Понимаете, он член американского конгресса! Не пытайтесь отговариваться такими пустяками, как то, что вы не приглашены! — Несауле решительно подхватила Айну. — Что касается этикета, то педантизм излишен! Я вас приглашаю, понимаете, у меня на это есть полномочия от секретаря господина Чандлера, это и госпоже Зустрыне известно. Я представлена секретарю господина Чандлера лично.
Если человек в общении с другими недостаточно решителен, он неизменно подчиняется чужой воле. Так получилось и с Айной. Так она опять оказалась на квартире энергичной Несауле. После праздников здесь появилась новая, прямо-таки шикарная мебель: овальное трюмо с двумя канделябрами по бокам. На стульях и тахте в беспорядке раскиданы всевозможные платья. При виде такого изобилия Айна несколько растерялась.
— Присаживайтесь! — Обутой в сверкающую туфлю-лодочку ногой Несауле пододвинула низкую круглую табуретку. — Сейчас посмотрим, как вас приукрасить. Костюм у вас вполне приличный, лишь кое-каких мелочей не хватает. Не упрямьтесь! Для меня лично этот вечер очень важен. Будет весь цвет гротенского дамского общества. Вы перед Рождеством обещали мне помочь устроить салон интеллигентных дам. Помните?
Айна помнила. Только тогда были другие условия. Но если хорошенько подумать… Надо разобраться в том, что говорилось за канцелярским столом.
Не может быть, чтобы учителя, воспитатели молодежи, так легко согласились с глупостями, изрекавшимися директором, ксендзом или кое-кем из тупоголовых.
— Я в вашей власти… — вздохнула она. — Но что вы все-таки собираетесь со мной делать?
— Ровно ничего. Вы и в натуральном виде очаровательны, требуется лишь чуточку-чуточку красок! Воротничок, модный поясок и немного карминной помады на губы. Мы же идем на встречу с политической фигурой, в общество, в котором любят шик. Только я удивляюсь, что шеф ничего не сказал вам об этом вечере. Штраух пойти отказался, но это уже другой разговор. А вы? Неужели тут все зависит от супруги шефа? Неужели шеф полностью капитулировал перед латгальскими отцами церкви? Знаете, это все же нетактично, что по вопросу воспитания первым докладывал иезуит. Ксендзы всегда были и будут слугами Польши. Притязания польских шляхтичей и магнатов им ближе, чем наша Латвия. Это немного задевает меня…
Несауле трещала на одном дыхании, украшала Айну и наряжалась сама. То серебряное украшение не подходило к прическе, то золотая цепочка не гармонировала с синей юбкой. Несауле вертелась по комнате как волчок. Не опоздать бы. Сани госпожи Антены должны быть с минуты на минуту. Иностранцы — народ пунктуальный. «Тайм из мани», — говорят они. Время — деньги, а деньги приносят проценты.
Все же управились! Когда в коридоре чужая тяжелая рука дернула дверь и в ней показался рослый конюх госпожи Антены, в треухе и высоких белых валенках, Несауле осталось лишь закрепить в ухе сережку и накинуть шубу. Через несколько минут они с Айной процокали каблучками по каменным ступенькам и повалились в кузов саней. Рослый парень, чтобы услужить барышням, сидя на козлах, поддерживал отстегнутую медвежью полость. Загремели бубенцы, сани, словно огибая горку, накренились; высекая синие искры, застучали копыта; на большой скорости выскользнули из открытых ворот мимо сторожа с поднятым фонариком, стремительно помчались к Большой улице. Айна со страху прикрыла глаза, а лошадь понеслась вперед.