— Ха-ха-ха! — заржали солдаты.
Дзенис вскочил на ноги, выпрямился и стиснул кулаки. Видно, его поза была столь внушительной, что ржание прекратилось.
— Ты у меня еще поглазей! — Капрал, засунув руки в карманы, качнулся на каблуках, повернулся и вышел впереди солдат в коридор.
Оставшаяся часть ночи прошла без особых событий. Вплоть до следующего дня, наступление которого возвестили лучи мартовского солнца, зашарившие по прибитой изнутри к окну жести. В коридоре и в смежных помещениях затихли беспокойный, тяжелый топот, беготня и частая перекличка грубых голосов, за которыми почти всякий раз следовал тревожный, едва слышный гул, словно по полу волокли что-то тяжелое или боролись с немым противником. Припав ухом к двери, Дзенис напряженно вслушивался, не раздадутся ли крики о помощи или стоны, чтобы была причина заколотить по двери кулаками и каблуками, вмешаться, может быть, отвлечь истязателей на себя и прекратить таким образом пытки другого арестованного. Но что-либо уловить ему не удалось. Шумы снаружи постепенно утихли, и блеск яркого света подтверждал, что жуткая ночь позади.
Утомленный долгим нервным напряжением, Дзенис сел на пол. Упершись спиной и избитым затылком в стенку, а согнутыми в коленях ногами — в другую, он прикрыл глаза. Попытался вздремнуть. Впереди допрос, и не один, конечно. Так что надо сберечь остроту мышления, силу воли. Если чины политической полиции этой ночью не пытали его, то, надо думать, они готовят ему трудную встречу и прибегнут ко всем орудиям пыток.
Ослабевшее тело жаждало сна, но мысли работали, как заведенный часовой механизм, посылая в мозг одну искру за другой: как держали себя ребята, о чем допытывались у них? И что теперь? В Москве Валя с дочкой будут напрасно ждать вестей. Надолго ли затянется следствие? Ясно ли товарищам на воле, кто виноват в арестах?
Мысли мешались и рассеивались, а сон все не шел…
— Оправляться! — крикнул часовой, открыв дверь.
В умывальню надо было идти узким извилистым коридором. По одной стене зияли темные четырехугольные ниши дверей. Должно быть, арестные помещения. Как человек опытный в связях с заключенными, Дзенис пошел медленнее, громко попрекая конвоира непорядками в месте заключения: это сарай, а не государственное учреждение. Он бросал по нескольку слов то у одних, то у других дверей, но никто не откликался. Может быть, камеры пустуют или же ребята так замучены, что не в силах подать признак жизни. Викентий и старый Дагис, если они тут, должны же знать, как вести себя.
Уборная в общем оказалась такой же, как прежде в царских тюрьмах. Посреди в цементном полу отверстия с продолговатыми возвышениями по обе стороны, чтобы сесть на корточки, у одной стены жестяной желоб для умывания, рядом бочка для отбросов. Прямо против двери зарешеченное, замазанное масляной краской окно, у другой стены — метла и совок. В отличие от настоящей тюрьмы тут в одной стене, почти под самым потолком, вырублено окошко. К нему подвешена лампа с дочерна закопченным стеклом.
Оставить в уборной какой-нибудь знак остальным заключенным Дзенис не мог из-за часового. Тот не отходил от него ни на шаг.
— Метлу и совок возьми. Святые духи твою камеру прибирать не будут! — заорал часовой, когда Дзенис привел себя в порядок.
Вынося мусор, Дзенис у двери одной из камер увидел ударившего его капрала, который возился теперь с ключами. Капрал бросил отмыкать замок и что-то крикнул часовому, тот схватил арестованного за шиворот, втолкнул в уборную и запер дверь на задвижку.
«Надо улучить момент! Узнать, кто в соседнем помещении…» — И Дзенис, подпрыгнув, ухватился руками за нижний край оконной ниши, подтянулся, прижался лбом к стеклу, и, хотя стекло здесь и было закрашено, он в одном углу все же нашел крохотное незакрашенное пятнышко.
Скамеечка, железная койка, а на ней — поникшая женщина. Учительница Лиепа…
— Держитесь! — Дзенис постучал в стекло. — Не давайте себя запугать. Ничего не знаете, ни с кем не связаны! Отрицайте абсолютно все! Держитесь!
Лиепа вскочила и, пятясь, посматривала то на дверь, то наверх, искала невидимого доброжелателя.
Сказать заключенной в одиночку женщине еще что-нибудь Дзенису не удалось. Дверь в уборную загремела, и он отскочил от окна.
Тем временем кое-что изменилось к лучшему и в его закутке. То ли благодаря его недавнему крику, то ли по другой причине, в камеру поставили скамейку, достаточно длинную и широкую, чтобы лечь на нее; на скамье оказались солдатский котелок с теплой водой и кусок хлеба. Теперь вонючий закуток хотя бы своим видом походил на арестное помещение.