А Вероника все не шла… Уже совсем стемнело. А что, если она не придет? Если Курситисы сумели смутить приемную дочь? Заронить в ее сердце ядовитое семя, которое уже дало всходы?
Он уже не мог подавить желания закурить. Нащупал в кармане самокрутку, сунул в рот и чиркнул спичкой. Едкий дым обжег горло и нёбо. Он закашлялся до слез. С каким удовольствием Сильвестр закурил бы теперь настоящую папиросу! Такую, какой его на мельнице недавно угостил хозяин «Сперкаев», подбивая накормить лошадей из торб других помольщиков. Не успел он тогда сделать и двух затяжек, как вернул Сперкаю папиросу, поняв, какую от него хотят за нее цену.
Земля за сарайчиком загудела, и Сильвестр услышал знакомый низкий и певучий голос.
— Ой, как хорошо, что ты закашлял и огоньком помахал… — прильнула к нему Вероника, как теплая волна. — Кругом такая темень, ни зги не видать. Заплутала я, в другую сторону ушла, к болоту, к волкам.
— В нашей стороне волки не водятся… — Сильвестр отступил поглубже под навес сарайчика, на пороге которого можно было присесть. Хотел сказать, как ждал ее, боялся, даже перестал владеть собой, но слова где-то застревали, и он лишь робко погладил ее руку.
— Хозяин не пускал. — От его пиджака она не отказалась, но велела парню одной половинкой прикрыться и самому. — Должно быть, понял, что иду к тебе. Еще злее стал. Боится, как бы не ушла от них. Но прямо скажи: та земля, участок, у тебя в самом деле будет?
— А как же?
— Хорошая земля и место хорошее?
— Невозделанная. Зато в Курземе. А там ва самом тощем клочке получше, чем на здешней глине, растет. Шесть гектаров! Вот подпишу векселя, тебя за руку — и пошли. И счастлив буду!
— И сразу счастлив!
— А что? Много ли человеку надо? Самостоятельность, земля и… — Третьего он не сказал, но Вероника поняла и так.
— Хорошо бы нам вместе быть… Только какая вас ждет счастливая жизнь… когда мы с тобой оба голяки. Чтобы начать жить, придется в долги влезать. В страшные долги. А как потом выбраться из них? Откуда денег возьмем проценты платить и долг отдавать? Розгальская швея Пурене говорит, что новое хозяйство, у которого долги, — это могила. На нашей стороне нынче семь хозяйств с молотка продали.
— А ты Пурене эту не слушай! Даром что ученая, а черт знает что говорит.
— Так и шалый Антон считает.
— Не знаю, что Антон, а она свободную Латвию хает. И ксендз в тот раз, когда на мельницу приезжал, тоже говорил. Я слышал, как святой отец с Муктупавелом толковали.
— Ну раз ксендз, то конечно… А вообще-то Пурене хорошая, добрая. Бывшая учительница. Бесплатно учит детей, которым осенью в школу не попасть, взрослым письма и прошения пишет. Лучше родной сестры она. Ну такая же почти, как ты… — Вероника прижалась головой к груди парня.
Какое-то время они молчали.
— Сильвестр, ты меня взаправду любишь? — спросила Вероника.
— Взаправду, — сказал он слегка задрожавшим от волнения голосом. — Больше всего на свете. Не знаю, что было бы со мной, если бы тебя вдруг не стало. Не жил бы больше. Незачем было бы.
— Я тоже. Глаза мои, наверно, уже никогда на солнце не смотрели бы. Но как ты думаешь, — спросила она теперь уже другим тоном, — когда у нас будет земля, мы не станем поначалу у других ютиться? Хотя бы шалаш из ветвей поставим и заживем, как сможем. Подальше от чужих глаз и чужих языков. Хочешь так?
— Хочу. Я — как ты.
— На краю первой поднятой залежи клумбу разобью. С ромашками, ноготками, штокрозами. У меня никогда еще своих цветов не было. Все, что я сажала в цветнике Курситисов, хозяйские девчонки пооборвали. Говорят, не твоя это земля, не полагается тебе. А теперь, когда у нас своя земля, свой сад будет… Сильвестр, и свой сад у нас будет?
— Будет. Большой фруктовый сад разобьем.
— Да, яблони и вишни. Под деревьями маки посею. Пускай они яблони и вишни украшают.
— К яблоням, сливам и вишням пчелы полагаются, — деловито пояснил Сильвестр. — Я у курземцев подсмотрел. У кого фруктовые деревья, у того и пчелы.
— Пчелы, да! — весело засмеялась девушка. — Тогда у нас и свой мед будет. Летом с луговых цветов, осенью с вереска. Всю зиму будем сотовый мед сосать, сосать, пока одни желтые комочки воска не останутся. Свечечки святой Марии. Буду целовать тебя медовыми губами.
— Медовыми?
— За то, что ты такой хороший. Мне, бывает, так сладенького хочется. Не знаю, что сделала бы, если бы ты дал мне кусочек медового сота.