— По сто второй уголовного кодекса.
— Суровая статья! — И Пурене пошла бок о бок с Анной. Начались расспросы. Как долго она сидела? В какой тюрьме, когда ее выпустили и что делает она в Пурвиене? Анна отвечала и присматривалась к спутнице. Красивой ее не назовешь: небольшого роста, худая, лицо изрыто оспой, волосы с проседью, одежда сильно поношена. Но женщина эта внушала доверие своей манерой разговаривать, поведением.
«Наша», — подумала Анна и решила спросить прямо, без обиняков:
— Соседка, кажется, тоже имела дело со всесильной сто второй?
— Не совсем… — Это явно было сказано, чтобы выиграть время. — Я сама не имела, но близкий мне человек провел четыре года в знаменитой даугавпилсской тюрьме, что за валом. Сейчас он в Риге, в Центральной.
Она назвала себя — Мария Пурене; зарабатывает шитьем и живет недалеко от известкового завода, около розгальского фольварка.
— Выдастся свободная минута, зайди как-нибудь, поговорим! — расставаясь, Пурене опять обратилась к Анне по-товарищески, на «ты». — Живу одиноко и очень рада повидать кого-нибудь.
О главном они в тот раз поговорить не успели. Но это было для Анны так важно, что уже в следующее воскресенье она на обратном пути из города свернула на розгальскую дорогу. Последний бой двух классов становился все более ожесточенным, в бою важен каждый рядовой, а она «отдыхает», ждет, пока по сложной конспиративной связи сообщат о существовании такой вот Анны. Плестись в хвосте событий нечестно.
Возле Розгалей ей пришлось отбиваться от разъяренных собак фольварка. Дальше, около лавки, отбиваться от назойливого пьяного молодого человека, который не отставал до самых дверей Пурене.
— На полмира слышно было, как ты шла сюда, — сказала Пурене, предложила гостье сесть.
— И должен же был такой наглец на пути попасться… — Анна была расстроена.
— Наглец-то наглец, но розгальским фольварком идти не следовало. Там всякий сброд шатается. Я должна была предвидеть это и предупредить тебя, чтобы окольным путем шла. Ну ладно, так что же мы будем шить, блузку или платье? — лукаво прищурилась хозяйка дома.
Затем принялась расспрашивать о тюрьме. Когда и вместе с кем Анну судили. В каких сидела тюрьмах, кто и в какое время был с ней в одной камере?
«Должно быть, хочет убедиться, что я та, за кого себя выдаю», — подумала Анна и, вспомнив, что политические обвинительный акт называют «паспортом», поспешила добавить: — Могу принести копию своего паспорта.
Поболтав о всяких пустяках, они вместе перебрали швеины сундуки с книгами. У Пурене их было несколько — и все набитые беллетристикой и учебниками.
— Лет шесть-семь тому назад я была учительницей, — объяснила Пурене. — Сначала полноправной, потом — запасной. Пока не попала в профессиональные безработные. Затем начала овладевать новым ремеслом, не столь опасным для господствующего класса. А так как у меня на селе в этой стороне дальние родственники, перебралась в Пурвиенскую волость.
Среди книг почти не оказалось таких, которых Анна не читала бы. И ни одного сочинения революционного или советского писателя. Когда Анна отметила это, хозяйка заговорщицки улыбнулась.
— С советскими книгами в деревне трудновато. Но кое-что есть у моих друзей.
Поговорить подробнее тогда не удалось, в комнату ввалилась какая-то болтливая и любопытная тетушка. У Анны в присутствии посторонней рассказывать о себе не было никакой охоты, и она простилась, добавив, что в ближайшее свободное воскресенье придет на примерку.
Затем она встретилась с Пурене на пурвиенском рынке. И опять они шли прямой тропой, но на этот раз к ним еще присоединился какой-то человек. Пурене называла его Григорием. Григорий, разговорчивый русский парень, сказал, что ломает камни для известкового завода.
В следующий свой приход Анна, вернув Пурене изданный в Риге «Цемент» Гладкова, уже не вытерпела.
— Мне нужны связи с организацией. Я уже достаточно отдохнула.
— В самом деле достаточно? — Пурене подала Анне «Бруски» Панферова и попросила ее не задерживаться. — Сегодня на хозяйской половине гости, случайно еще может кто-нибудь сунуться сюда. Но ты не беспокойся. Всему свое время. О тебе где-то уже думают.
Вскоре Анна Упениек пришла к швее Пурене с другой нуждой.
— Помогите мне — вы или ты — подыскать какую-нибудь работу.
— Трудновато это. — Пурене, выслушав Анну, потянулась за пальто. — Очень даже. Но если ты не боишься тяжелой работы, можно попытаться. Скоро возобновится строительство Прейльского шоссе. Один знакомый мой там раньше работал. Может быть, пристроит тебя. Сходим к нему. А потом в еще одно место.