— Чему быть, того не миновать. Ну, потопали! — крикнул бородач девице в зеленом жакете.
— Пошли!
Люди мгновенно разошлись. Андрис Пилан остался один, словно о нем забыли. Из станционного здания вышел железнодорожник.
— Товарищ Пилан из Риги? — спросил он. — Приветствую вас в наших краях. Не помните меня? Вонаг я. Из профсоюза. Добро пожаловать! Мы знали, что вы едете. Наш секретарь вчера в Даугавпилсе в правлении был, там ему и сказали, что вы в Пурвиене направлены. Помню вас по выборам в сейм и по прошлогоднему собранию восемнадцатого ноября, когда полицейский запретил выступление молодежного говорящего хора. Хорошо все-таки, что вы приехали! А то у нас всякие безобразия творятся. Тут же в Пурвиене… — Вонаг опасливо огляделся вокруг. — Третьего дня, верстах в двух отсюда, на обочине Прейльской дороги застрелили Сильвестра Урбана. Бывшего кавалера ордена Лачплесиса! Жил тихо. Правда, кое с кем поцапался в свое время. Из сильных мира сего. Еще прошлой осенью парня на шесть месяцев засадили. И вот в Пушканах у какого-то хозяина сгорел сенной сарай. Около сарая перед пожаром Урбана видели, волостной азйсаргский начальник приказал арестовать его. Урбана вел в тюрьму айзсарг — есть в Пушканах один дурень, — вел-вел да и пристукнул. Никто не знает, как все на самом деле было, только Урбан на краю канавы лежать остался. Люди в волости и в местечке разъярены. Да и есть из-за чего. Ни за что ни про что человека жизни лишили.
— А следователь что?
— Следователь? — кинул Вонаг беглый взгляд на Андриса. — Да разве товарищ пропагандист судебных следователей не знает? Ворона, черная она или серая, вороной и останется.
— Погодите, погодите! — вспылил Андрис. — Ворона вороной и останется, но явную подлость все равно никому не скрыть.
— Как когда, — пожал плечами железнодорожник. В главных дверях станции мелькнула красная фуражка начальника, и Вонаг, пробормотав что-то о неотложных делах, простился.
«Мямля», — мысленно с презрением произнес Вонагу вслед Андрис. Но раз в Пурвиене такое положение, то он займется не профсоюзом, а расследованием дела застреленного. Узнает, как все произошло на самом деле, выяснит, действительно ли убийца останется безнаказанным. Топтать ногами законы демократического государства черным так просто не удастся…
— Шеф сейчас очень занят, — отрезала секретарша.
— Мне непременно надо поговорить со следователем… — Андрис поставил свободный стул против двери в смежную комнату и уселся. «Ладно, посмотрим, как долго будешь терпеть меня!» — усмехнулся он, не спуская глаз с секретарши.
Ее терпение в самом деле не оказалось безграничным. Спустя полчаса или чуть больше, она бросила недокуренную папиросу, встала и, виляя бедрами, пошла к начальнику.
— Проходите, пожалуйста… — Дверь в кабинет она оставила открытой.
— Вы хотели бы дать какие-то показания? — спросил следователь еще не успевшего приблизиться к столу Андриса.
— Хочу из авторитетного источника получить информацию о случившемся с кавалером ордена Лачплесиса Урбаном, — пояснил Андрис и про себя отметил: «У господинчика в галстуке жемчужина…»
— О несчастном случае с бывшим кавалером ордена Лачплесиса? — переспросил судейский чиновник.
— Разве следствием уже установлено, что убийство Урбана — несчастный случай?
— А у вас есть какие-нибудь другие доказательства?
— Люди говорят…
— Мало ли что люди говорят, — раздался низкий голос за спиной Андриса. Внешне этот человек был двойником следователя. С такими же зализанными, напомаженными волосами, в таком же высоком, накрахмаленном воротничке. — Думаю, в ваши обязанности не входит пересказывать в государственных учреждениях всякие сплетни?
— Но существуют подозрения.
— Существует подозрение, что вы лезете не в свое дело. — Незнакомец медленно приблизился к Андрису.
— Я…
— Вы обслуживаете собрания социал-демократической партии. Это мы знаем.
— Послушайте, вы! Не знаю, кто вы такой, но к вам я за советом не обращался.
— Так чего же вы хотите? — прервал спор следователь. — Можете что-нибудь показать? Нет? В таком случае…
— В таком случае мне, чтобы выяснить истину, придется искать других путей. И можете не сомневаться, я их найду. — Пилан понял, что тут ему все равно ничего не добиться.
«Прежде всего — в профсоюз, — решил он. — Посовещаюсь и позвоню в Ригу». Пилан это дело, как думают некоторые, не оставит. Сообщит в сейм и центральный комитет. Позвонит и заодно узнает, как отнеслись к его жалобе на депутата Анцана. Это тоже так просто оставить нельзя. Председателя профсоюза там сегодня еще не видели, в последнее время в шерсточесальне работали два дозволенных сверхурочных часа. Зато слегка близорукий секретарь точно знал, что думает председатель, что сказали такие-то и такие-то и как судят о случившемся пурвиенские жители.