— Анна, дочка! Хорошая моя! Умница… ты моя… Ты плачешь? Почему ты плачешь? Потому, что над твоим отцом мошенники поглумились; над всей деревней! Не плачь! Мы… Я им еще покажу!
Ничего ты им не покажешь! — Петерис потащил отца в запечье. — Ты по дурости своей и дочь в школу не пустил.
Пушкановские хозяева читали на дворе Спруда новый волостной циркуляр. Почти целую неделю они ходили набычившись, ни дать ни взять норовистые быки, бросали соседям через забор язвительные и обидные слова, запрещали детям и женам останавливаться у ворот соседей. Наконец порывы ярости улеглись, и люди пришли к разумному выводу, раздорами не поможешь. Разбежавшемуся во все стороны стаду даже молодой волчонок навредить может, а когда оно вместе держится, к нему и седой хищник не подступится. Зачем грызться друг с другом? Зачем доискиваться, кто больше, кто меньше в несчастье виноват? До сих пор они все вместе и мед ели, и горе мыкали, а потому хватит раздоров, общими силами они одолеют свалившееся на них несчастье. Теперь пушкановские мужики опять собрались на дворе Спруда. Расселись на скамейке под навесом, курили и слушали Андрива Лидума, читавшего циркуляр волостных властей.
— «Нумер третий… — Андрив затянулся трубкой. — В местечке Гротены Даугавпилсского уезда открывается средняя школа для латгальских детей, окончивших полную шестиклассную школу. Малоимущие, несостоятельность которых удостоверит волостное правление, освобождаются от платы за обучение. При школе будут открыты места ночлега для мальчиков и девочек».
— Гаспар, это как раз для твоей Анны! И не очень далеко. По хорошей дороге на лошади за день доедешь… — кивнул Юрис Сперкай Упениеку.
Это был явный шаг к примирению, ибо в крупной стычке после посещения в Пурвиене волостного правления Сперкай яростнее остальных накинулся на Гаспара. Упениек, поняв это, примирительно ответил:
— За день доеду, это уж точно. Был бы только капитал.
— Так ты ведь слышишь: у кого волостная бумага, тому за обучение платить не надо, — Тонслав тоже счел нужным вставить доброжелательное слово: — Голова у твоей Анны хорошая.
— О голове и говорить нечего. Видел, как красиво она грамотки господам землемерам написала… — начал было Гаспар и тут же осекся. Ведь господа землемеры оказались жуликами, из-за них-то и столько шуму было.
— Н-да… — Соседи, опять помрачнев, слушали, что Андрив читал дальше.
— «Нумер четвертый. Во исполнение распоряжения волостного правления починка и содержание грунтовой дороги от Пурвиены до Розгали настоящим возлагается, в порядке повинности, на местных крестьян. Утром двенадцатого октября сего года от деревень Пушканы, Дзени и Берзаки надлежит явиться по десять человек от каждой в Розгальскую мызу, где им будут указаны участки дороги для починки. Каждому хозяину иметь при себе по колышку в два с половиной фута длиной, с одним заостренным концом для обозначения границ».
— Вот тебе, Мадаля, и блин! — воскликнул Спруд. — Еще один хомут на него! А ты жди, чтобы они бедняку порядочный кусок выделили. Горки, места посуше богатеям достанутся, это уж не сомневайтесь.
— А ты как думал? — оживился Сперкай. Но, увидев на дороге к деревне повозку, вскочил и кинулся к забору.
— Пекшан. Богатей Пекшан, и на бричке у него бочонок!
— Черт подери!
Богатый хозяин осадил лошадь, кинул вожжи на выкрашенную в желтый цвет бричку, качнулся в кузове и проворно соскочил на землю, неожиданно легко для своего грузного тела.
— Добрый день, соседи! — Пекшан улыбался. И пнул ногой калитку. — Добрый день всем!
— День добрый, день добрый!
— Вы что, перед толокой собрались? — Пекшан достал из наружного кармана пиджака плотно набитый кисет из мягкой кожи. Развязал, взял двумя выпрямленными пальцами основательную щепотку табака и запихнул ее в изогнутую трубку, затем протянул не-завязанный кисет Спруду. — Закурим, сосед! От хорошего курева и мысли хорошие.
— Ну не всегда, — отозвался Петерис Упениек. Он пришел сюда прямо из риги, за отцом. — От хорошего курева иной раз нехорошие слова с языка срываются.
— Видал? — словно удачной шутке посмеялся Пекшан. — И это говорит мой сосед Петерис? Здорово, герой! — И хотя Пекшан ни с кем из стариков за руку не поздоровался, он сыну Упениека крепко пожал руку. — Дома живешь, а?
— Дома.
— Закури! — В кармане пиджака богатого хозяина оказалась и пачка недавно появившихся папирос «Тип-Топ».
— Спасибо! — Петерис не спеша потянулся за папиросой.
— Что у тебя, Петерис, стряслось? Раскис ты, может, заболел? А я-то надеялся, у меня хороший подавальщик будет.