Проверив комнаты Шебира и Моци, напоследок они осмотрели небольшое помещение без окон, располагавшееся у входа в башню и запиравшееся снаружи. В этой комнате поселили слугу Абу и приставили к нему часового.
Полковник Моци отнесся к обыску спокойно, не выказав никакого недовольства. Во время процедуры он сидел на краю постели, сняв мундир, и молча курил. Когда обыск был закончен, он встал и бросил Бенсону свой мундир со словами:
– Не помешает проверить и это, сержант.
Потом он повернулся к Джону и поднял руки, и Джон приказал ему вывернуть карманы.
– Вы же знаете, майор, что все это было уже проделано в Кирении, – напомнил Моци.
– Это было неделю назад, полковник. И за это время вы вполне могли получить что-нибудь от своих друзей. С «Хамсы», например.
Хадид Шебир вел себя примерно так же, с той лишь разницей, что наблюдал за происходящим, не вставая с постели. Казалось, он вполне оправился после приступа. Чтобы обыскать его, Джон был вынужден попросить его подняться. Шебир не спеша встал, мысли его явно витали где-то за много миль отсюда. Он производил впечатление человека, всецело поглощенного каким-то трудным вопросом, вытеснившим из его головы все остальное и позволявшим лишь автоматически реагировать на все происходящее вокруг. Когда обыск подошел к концу, Джон попросил Бенсона:
– Сержант, подождите меня за дверью.
– Слушаюсь, сэр.
Когда он вышел, Джон повернулся к Хадиду Шебиру. Тот моргая смотрел на него. Его красивое, удлиненного овала интеллигентное лицо вдруг сделалось жестким и непроницаемым. Губы изогнулись в подобии улыбки, и он проговорил:
– Давно это было, Ричмонд, не правда ли?
– Да, очень давно.
– Так давно, что я предпочитаю даже не вспоминать об этом.
– Как вам будет угодно. Мне бы только хотелось кое-что уточнить. Считаю, что вся ответственность за поступки ваших спутников ложится на вас. Кроме того, хочу, чтобы вы все чувствовали себя здесь по возможности комфортно, и постараюсь сделать для этого все, что вписывается в рамки разумного. Однако, если вы нарушите условия, я буду вынужден принять меры. Признаться откровенно, сам бы я никогда не выбрал для себя такой работы. Одним словом, создать себе здесь приемлемые условия для жизни целиком зависит от вас.
– Полагаю, вы уточнили, что хотели. Я все понял.
– Вот и отлично. Утром я объясню вам правила вашего возможного передвижения.
Распахнув оконную створку и оперевшись локтями о каменный подоконник, полковник Моци вглядывался через решетку в ночную даль. Ночь стояла теплая и душная, за окном стрекотали цикады. Напротив башни, на вершине гребня зажегся маяк, обозначая, где находится вход в гавань. Полковник долго смотрел на него, погруженный в свои мысли.
Все шло, как он и предполагал, и сейчас еще рано говорить о чем-то конкретном. Должно пройти еще немало дней.
А как известно, терпение дается нелегко. Из трех или четырех возможных мест англичане выбрали Мору. Ну что ж, его предположения оправдались… И все потому, что он был информирован. Далеко не все представители власти в Кирении были настроены пробритански, и поэтому ему удалось раздобыть кое-какую информацию. Единственной реальной опасностью для них было предстать перед судом в Кирении. Хадид очень боялся этого, но он, Моци, не соглашался с ним…
Он понимал, что англичане побоятся раздувать громкое дело.
А вот отправить их с глаз подальше, чтобы о них забыли, это было для англичан вполне подходящим решением. Он предвидел такой исход. А Хадид… Хадид безвольный глупец, марионетка. Без Моци он пустое место. Тонкие губы Моци плотно сжались. Хадид… Он, конечно, умен и по-своему храбр, но совсем не в состоянии предвидеть дальнейший ход событий. Быть сосланным на остров, бежать оттуда, вернуться в Кирению… Вернуться, чтобы снова разжечь пламя ненависти, снова поднять на борьбу тех, кто с затаенной надеждой ждал их возвращения. Хадид конечно же понимает все это. Понимает, что этот побег должен быть не тихим, незаметным возвращением, а триумфальным шествием, призванным окончательно уничтожить англичан… Разумеется, Хадид не может не понимать этого. Но он не способен предвидеть результата. Кирения снова нуждается в народном герое, мученике, и Хадид сыграет эту роль. Вот почему он, полковник Моци, должен вернуться один. Он поведает народу Кирении эту трагическую историю, поднимет его на борьбу, чтобы потом встать у власти.
Моци размышлял о будущем без восторга. Все было давно предрешено. Это должно произойти.
Он вглядывался в ночь, этот невысокий, жилистый, выносливый, уверенный в себе человек, точно знавший, чего он хочет. В дверь постучали, он крикнул «войдите» и повернулся. На пороге стояла Мэрион Шебир.
На ней было зеленое платье незамысловатого покроя. Моци обратил внимание, что сегодня макияж ее чуть ярче обычного.
Еще раньше он заметил, что она всегда серьезно относится к тому, как выглядит. В самые трудные времена она старалась выглядеть привлекательнее, чем обычно. Безусловно, это делалось для Хадида. Но те времена прошли, а привычка осталась.
Моци всегда восхищался ею. Эта женщина умела любить и… нуждалась в любви. Все, что у нее осталось теперь, это любовь к Кирении. Но и это пламя уже начинало угасать. Когда женщина борется за дело мужа, она становится даже более жестокой и непоколебимой в этой борьбе, чем он сам, но когда умирает любовь…, она снова становится женщиной.
Мэрион подошла к окну.
– Майор обыскивал ваши чемоданы? – спросила она.
– Да.
– Мои тоже.
Она протянула ему плоский бумажный сверток.
– Вот, привезла из Туниса, как вы и просили. В свое время Хадид подарил мне шкатулку, она сделана так хитро, что майору не хватило бы ума найти это там. Я беспокоюсь о Хадиде.
– Не стоит.
– Сегодня на корабле…
– Такое случалось и раньше, вы же знаете. А что касается этого… – он постучал пальцами по свертку, – то он пользовался этим всю свою жизнь. Хотя, если нужно, может обойтись и без этого. Просто с ним он чувствует себя счастливее, только и всего. Это будет необходимо ему до тех пор, пока мы не перейдем к решительным действиям.
– И когда же это случится?
Моци пожал плечами:
– Все решено, но точное время пока не известно.
– Ну хотя бы приблизительно. Через неделю, через месяц, через год?
– Не могу сказать, но ждать осталось недолго. Мы не можем позволить себе долго оставаться в забвении.
– Неужели было так необходимо, чтобы я тоже поехала с вами?
– Да. Потому что вы живая легенда. Жена Хадида Шебира – англичанка. Ваше имя и ваши заслуги перед Киренией известны во всем мире. Если бы вы не поехали, нашему делу был бы нанесен непоправимый урон.
– Когда-то все было совсем не так. Тогда я сделала бы все, что могла.
– Я вас очень хорошо понимаю. Вы и так уже сделали для нас многое…, может быть, даже больше, чем это возможно. Теперь от вас требуется только терпение, и тогда очень скоро увидите, как мы победим. – Полковник Моци улыбнулся. – Тут уж каждый спасается как может. Хадид, например, при помощи вот этого. – И он указал на сверток. – А вот нам с вами это не подходит. Наш дух укрепит надежда.
– Мы уже говорили об этом.
Моци положил сверток на стол и приблизился к ней. Она спокойно наблюдала за ним.
– Да, говорили. Но при других обстоятельствах. Теперь же мы оказались вместе взаперти. Вместе, мужчина и женщина.
Ведь Хадид сейчас для вас уже просто тень. Но я-то здесь. Вот он я, смотрите!
Он подошел еще ближе и, обняв ее, коснулся губами шеи.
Она оттолкнула его. Моци отпрянул с легкостью, не пытаясь упорствовать, и в его темных глазах появилось насмешливое выражение.
– Вы не нужны мне, – сказала она спокойно. – Единственное, что держит меня здесь, это моя верность Хадиду. И вы знаете это. Вы были бы глупцом, если бы попытались заставить меня забыть об этом.
– Во-первых, я не глупец и не хочу об этом забывать. Но вы сами скоро все поймете. Женщина не может вечно любить тень.