— Я отдал распоряжение, чтобы сюда никто не входил! — Отец моргнул и, нахмурившись, уставился сквозь Фейт, словно она была неисправным телескопом. Наконец его глаза окончательно приобрели свой каменно-серый цвет. — Я… не был болен. Ты ошиблась. — Он словно заглянул ей вовнутрь. — Ты кому-нибудь говорила, что я болен?
— Нет, — ответила Фейт, покачав головой.
— Кто-то еще входил сюда?
— Не думаю… — Фейт умолкла.
Взгляд ее отца за что-то зацепился, и, посмотрев в том же направлении, она увидела свежую вязанку хвороста у камина и полное ведро с углем. Фейт забыла, что большинство каминов растапливают в пять утра. Кто-то из слуг явно входил сюда, увидел спящего преподобного и снова ушел, оставив принадлежности для растопки камина.
Преподобный встревоженно окинул взглядом разбросанные бумаги.
— Когда ты в первый раз вошла, эти бумаги уже были разбросаны?
Фейт кивнула, и преподобный начал собирать их в кучу, складывая на письменный стол. На нескольких страницах были зарисовки, сделанные чернилами, и отец стал рассматривать их.
— Что это значит? — пробормотал он себе под нос. — Я заслуживаю ответ, я пожертвовал всем ради него! Разве можно что-то понять из этой чепухи?
Фейт поспешила к нему на помощь. Наброски были странными и непонятными. Существо, похожее на крысу, поставило передние лапы на что-то овальное. Зверь, напоминающий дракона, поднял голову. Получеловеческое лицо с покатым лбом смотрело враждебно и изумленно. Она больше ничего не успела рассмотреть — преподобный выхватил рисунки из ее рук.
— Не трогай! — резко сказал он.
— Я просто пытаюсь помочь! — Отчаяние Фейт взяло верх над благоразумием. — Я просто хотела помочь! Папа, пожалуйста, скажи мне, что случилось! Я обещаю, что никому не выдам тебя!
Несколько секунд отец изумленно смотрел на нее, потом нетерпеливо произнес:
— Все в порядке, Фейт. Подай мне чай и оставь меня поработать.
От нее снова отмахнулись, по-прежнему больно ранив. Почему-то у нее никак не вырабатывался иммунитет.
Фейт позавтракала в детской. Ей принесли слабый остывший чай и недоваренные яйца в мешочек. Не в своей тарелке от недосыпа, она поздно спохватилась, что Говард держит вилку и нож не так, как надо. Спустившись вниз, Фейт отважилась подойти к дверям столовой. Завтрак почти закончился — отец с матерью и дядей пили чай. Преподобный выказывал все признаки самообладания, уверенно переворачивая страницы газеты.
— А вот и ты, Фейт! — Заметив дочь, Миртл поманила ее к себе. — Сегодня ты поедешь со мной в город. Надо купить тебе новые детские перчатки, ведь свои ты потеряла… хотя я не понимаю, как можно быть такой рассеянной!
Фейт, покраснев, пробурчала извинение.
— Собирайся поскорее. — Миртл бросила на мужа обеспокоенный взгляд. — Дорогой… если ты сегодня на раскопках увидишь доктора Джеклерса, ты ведь все уладишь?
— Доктора Джеклерса? — Преподобный воззрился на жену с таким видом, словно она неразумный червяк под микроскопом. — Что улажу?
Сердце Фейт упало, и она пожалела о том, что не призналась отцу сегодня утром. Но уже слишком поздно, разоблачения не миновать. Ее ужасная дерзость вот-вот откроется.
— Гонорар за лечение этого мальчика, который вчера угодил в капкан… — Миртл осеклась.
— Что? — Преподобный встал, бросив грозный взгляд в сторону сада.
— Ты… велел, чтобы мы послали за доктором. — Миртл с сомнением нахмурилась, и ее глаза скользнули к дочери.
Фейт с трудом сглотнула, наткнувшись на взгляд отца. Выражение его лица было трудно разобрать. Там угадывались ненастье и предвестие бури. Она видела, как он безмолвно принимает решение, но не могла понять, какое именно. Потом он снова медленно сел на стул и разгладил смятую газету.
— Когда я посылал за доктором, — холодно продолжил Эразмус, — я предполагал, что расходы понесет семья мальчика. Не стоит позволять нарушителям обчищать наши карманы, но… поскольку я увижу доктора Джеклерса, я расплачусь с ним. Разумеется, я также поговорю с магистратом и позабочусь о том, чтобы закон был соблюден.
Фейт слушала его с облегчением, пребывая в то же время в шоке. Каким-то чудом буря пронеслась, никого не задев. Отец подтвердил ее слова. Теперь Фейт чувствовала, что они не просто разделяют тайну — они сообщники. Она не вполне понимала, как это случилось и когда.
— В какой капкан он угодил? — запоздало спросил преподобный.
— Среди деревьев, совсем рядом с башней, — ответил дядюшка Майлз. — Эразмус, я надеюсь, ты передвинешь этот капкан. Он прямо на краю крутого спуска, ведущего в лощину. Тот, кто наступит на него, может упасть и свернуть шею. И… это не совсем законно.