Она берет меня пальцами за подбородок и слегка поворачивает голову, ближе к свету настольной лампы. Я бросаю взгляд на эскиз, и она не протестует, потому что я никогда не задаю глупых вопросов, да и вообще особо не интересуюсь ее работой. Именно поэтому она никогда не запрещает мне смотреть, не закрывает бумаги рукой, не прогоняет прочь.
Мой взгляд соскальзывает с эскизов и останавливается на том, что несомненно привлекает меня на ее рабочем столе больше всего. Это ухмыляющийся человеческий череп, восседающий на сборнике шекспировских пьес, пожелтевший, будто бы от старости. Настоящий он или нет, я не знаю. Я в шутку называю его Йориком. Мама ничего не говорит, хотя я знаю, что это ни черта не оригинально.
- У тебя странное выражение лица, - произносит она.
Я не смотрю ей в глаза, пытаясь догадаться, план какой из комнат сейчас у меня перед глазами. Все они одинаковой формы и размера, а ее пометки и обозначения мне непонятны.
Она смотрит прямо на меня. То ли все-таки заметила румянец, то ли изучает выражение лица, с которым я ей врал. Я все еще не поменял его на привычную ухмылку, и такое чувство, что сейчас сведет челюсть от напряжения.
- Самуэль, расслабься, ты какой-то возбужденный, - улыбается она еще шире, почти смеясь, и отпускает меня, указывая изящным кивком головы обратно на кресло. - Лучше скажи, как тебе дом?
Я послушно сажусь и так же послушно расслабляюсь. Мама поворачивается обратно к столу, ожидая моего ответа, и, пока я раздумываю, невольно рассматриваю ее. В полумраке кабинета ее лицо очень бледное, почти белое, и ярко-красные губы притягивают взгляд. Ярко-красные, как сок граната или капли крови. Мой любимый цвет детства, первый, который запомнился. Приятно, что через столько лет она все еще продолжает пользоваться той самой помадой.
Если так подумать, она вообще не сильно изменилась с самого моего детства –на ее гладком лице не проступает ни одной морщины. Она словно Клеопатра с ее эликсиром молодости или одна из невест Дракулы – разве только что без изголодавшегося взгляда и острых клыков, но и ее острого языка вполне достаточно, чтобы вырвать кому-нибудь сердце.
На ее столе привычный беспорядок, который мама таковым не считает: ворох бумаг, стопки книг, засушенные лепестки цветов, толпы свечей с лужицей расплавленного воска у основания. И зачем только нужны свечи, когда есть электричество?..
Однако сама мама выглядит, как всегда, безупречно: платиново-белые волосы, завивающиеся на концах, идеально выглаженная блузка, черные классические брюки. Я помню, сколько они стоят, так как сам сопровождал ее по магазинам в тот день. Кожаные туфли на шпильках лежат, завалившись на бок, у ножек стула – редкий случай, когда маму можно увидеть босиком. Мне никогда не понять, зачем она продолжает так одеваться теперь, когда мы живем в этой глуши, но одно я знаю точно: нет такой женщины, которая смогла бы превзойти ее хоть в чем-либо. Будь то гениальность, красота или целеустремленность.
Наконец я морщу нос и отвечаю:
- Я не уверен, что, когда пойдет сильный дождь, сад не затопит.
Мама даже не поднимает головы, что-то лениво чиркая на одном из эскизов.
- Я позаботилась о системе водостока. Вдоль садовых дорожек, если ты не заметил.
Я широко раскрываю глаза.
- Но... ты мне не говорила...
Мне сложно было поверить в практичность этого сказочного дома с самого начала. Я все никак не мог отделаться от чувства, что что-то обязательно пойдет не так. Что она не сможет просчитать все варианты, и рано или поздно грянет катастрофа. Плесень, грибы, жуки, в конце концов. Но на каждое мое предположение у мамы всегда находится четкий ответ.
- Ты не спрашивал, - невозмутимо произносит она. А потом видит мое растерянное лицо, и грудь ее трясется от беззвучного смеха. Она качает головой.
- Самуэль, - выдыхает мама с улыбкой. – Хватит соревноваться в том, кто здесь умнее. Меня тебе не победить. Чем быстрее прекратишь, тем быстрее перестанешь попадать в нелепые ситуации.
Я закатываю глаза и смотрю на нее с укором. Но не злюсь. Я никогда на нее не злюсь.
Кладу книгу на место, следуя тем самым негласно заключенному между нами договору о взаимоуважении, и поднимаюсь, чтобы уйти.
- Ладно, не буду тебе мешать.
Она улыбается и ничего не говорит, смотря на меня с одобрением во взгляде.
Я целую ее щеку, едва касаюсь губами нежной, как бархат, кожи. От нее пахнет замороженной вишней.