Я плачу и плачу, держась за тонкий ствол дерева, который царапает мою ладонь, оставляя после себя красные полосы.
Я злюсь не на него, а на себя – за то, что позволила себе эту наивность. Я ведь сама виновата. Я так давно знакома с Гаретом, и в глубине души я знала, знала, что все было кончено еще в тот день, когда я прощалась с ним.
Я плачу и от стыда, ведь все это время переписывалась с младшим братом, открывала свою душу, принимая за другого...
Возможно, это глупо, но, когда я вконец принимаю то, что прятала так глубоко внутри, то, что и так знала, то теряю свою последнюю надежду. Потому что если мы когда-нибудь вернемся, если этот день, наконец настанет, мне будет не к кому и некуда возвращаться...
44. САМУЭЛЬ
Мируна всегда говорит то, что думает. Она определенно не хочет со мной разговаривать. Если она сказала, что хочет побыть одна, значит, так и есть. И нет смысла пытаться заговорить с ней. По крайней мере, так я уговариваю себя, когда нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, наблюдая за ней из-за деревьев. Меня гложет чувство вины, угрызения совести, но острее всего – тревога. Ей нельзя быть одной в лесу, это небезопасно!
Ну, пожалуйста, возвращайся скорее в дом, молю я. Я не могу разорваться и следить за всеми вами одновременно!
Наконец, она делает глубокий вдох, вытирает покрасневшее лицо рукавами свитера и вроде как приходит в себя. Медленно Мируна движется к дому, и я следую за ней, тихий, почти как дикий зверь. Мое сердце все еще бешено бьется от напряжения, когда она поднимается вверх по ступенькам крыльца, возвращаясь в безопасность дома. Тем не менее, ничего еще не кончено. Нельзя так просто закрыть глаза и выдохнуть с облегчением. Поэтому я и не могу оставаться здесь ни минутой дольше.
Я проникаю внутрь и наскоро собираю себе завтрак, пока Мируна заперлась в ванной.
Только бы она не решила, что это была злая шутка с моей стороны...
В любом случае у меня нет времени. То, что мне нужно сделать, - просто жизненно-необходимо. Я бегу наверх и как можно тише приоткрываю дверь маминого кабинета. Она терпеть не может, когда ее будят, но я не могу ждать.
- Мам, - я легонько тереблю ее плечо. – Мам.
Она приоткрывает один глаз, точно кошка, и почти шипит:
- Что, Самуэль?
- Помнишь, ты говорила, что позволишь все, что угодно, после того, как я избавился от птиц?
Она бурчит что-то нечленораздельное и накрывается теплым тартановым пледом. Это такая редкость – видеть ее столь беззащитной.
- Могу я взять машину? Мне нужно съездить в город, прямо сейчас, - тараторю я. - Ты знаешь, что я умею водить, так что ничего не случится.
- В город? – раздается удивленное бормотание из-под шотландской клетки.
- Да! Мне очень нужно, - нетерпеливо молю я.
Наконец она вздыхает и машет рукой, прежде чем спрятать ее обратно под плед.
- Ты знаешь, где их взять.
- Люблю тебя, мам!
Я чмокаю ее в светловолосый затылок, который единственный остается снаружи, и вылетаю из комнаты. Если бы она только знала, что, не разреши она мне, и это может стоить жизни всем нам.
В прихожей я выуживаю ключи из ее сумки, а потом лезу в кошелек. Там, к счастью, лежит плотная пачка наличных, и я беру несколько крупных купюр. Точно не знаю, сколько мне понадобится. Что останется – верну. Мама все равно не заметит - вчера были доставлены не все позиции заказа, и поэтому пришлось заплатить грузчикам иную сумму. Я помню, как она пересчитывала сдачу с неохотой, в нетерпении перед распаковкой и установкой новых деталей интерьера. Статуи, картины... В общем, в крайнем случае я свалю всю вину на громил.
Кладя деньги в карман, я снова и снова говорю себе, что это того стоит. Даже если мне приходится вот так вот воровать. Я обязательно все верну, как только накоплю достаточно карманных денег.
Я запрыгиваю в машину, слишком тороплюсь и сдаю назад немного резко, так, что шины пронзительно визжат, по гравию. Черт. Но меня уже никто не успеет остановить.
Я выруливаю на асфальтовую дорогу и даю газу. О копах, которых я ни разу все равно не видел, не стоит волноваться - это захудалое место выглядит так, как будто здесь разрешено абсолютно все. От капканов до подростков за рулем.
Все как я и думал. Достаточно было заплатить сверху, и я уже держал в руке холодный, металлический ствол.