Она придвигает поближе к свекру перец, миску, мамалыгу.
— Покушаете — бриться будем.
— Если человек покидает место, где он родился и жил, — говорит вдруг старик, — это уже мертвец. Мы не можем уйти отсюда, если, конечно, ты хочешь дождаться Андрея. А нет… тогда иди на все четыре стороны. Я здесь и один перекантуюсь.
— Как вы смеете думать, что я могла бы бросить вас одного?!
— Ты видела веревки, которые я сплел?
— Видела.
— Вот они мне и помогут сбить фрица. Попробую заарканить его. Я все обдумал: один конец привяжу к сараю, а другой, с петлей, накину на самолет. Не выйдет с первого, со второго раза — получится с третьего, с четвертого.
— Погодите, — крестится сноха, — как это вы его привяжете к сараю?
— Не волнуйся… Об одном молю бога: пусть они только покажутся!
Насчет бога сказать затруднительно, а вот Макс и Мориц явно услышали мольбу старика: на бреющем полете над глухими, заросшими оврагами, над кронами лесов, поглощающих гул мотора, подкрался к хутору немецкий самолет — и уже словно гром небесный обрушивается на старика и невестку.
Старик вскакивает как ужаленный.
— Ах ты, мать честная! Аркан-то еще не готов!.. — Он хватает косу. — Явились, гады! Думаете, я вам барана на крышу поставлю, да? Думаете, испугался вас?.. А этого не хотите?
И тут же, на берегу речки, он показывает пролетающим фрицам то, что Мария считает неуместным показывать кому бы то ни было.
Но посмотрим теперь, как поведут себя немцы, обнаружившие, что старик опять не приготовил для них гостинца. Самолет уходит в сторону, разворачивается и, набрав скорость, устремляется обратно, только летит не к дому, стоящему поодаль, а прямо к старику и молодой женщине, оцепеневшим на дне лощины. Он несется к ним с воем и грохотом, как многометровая водяная стена, встающая все выше и выше и уже загибающая над жертвами свой стальной сияющий пенный гребень.
Старик стоит напрягшись, с косой в руках, точно надеется подрубить ею чудовищную волну у самого корня.
Но нет, слишком велика озверевшая машина, чтобы могла ее остановить простая крестьянская коса. Медленно и неотвратимо надвигается она по воздуху, и светлый идеальный круг пропеллера подобен вращающемуся мечу.
Приходится старику брать ноги в руки.
— Я к дому, за арканом! — кричит он.
Самолет настигает его и проносится так низко, что в однообразно зверином реве двигателя старик различает и другие звуки: всхлипы масляных насосов, бульканье бензина, переливающегося по медным кишочкам, даже скрип пружин на сиденьях под сухощавыми задами Макса и Морица.
Он падает, прижимается к земле, избежав соприкосновения с железным драконом, но тот возвращается невероятно быстро: десяти шагов не успел пробежать старик, а уже снова надо ему покорно, раскинув руки, падать в траву, в гости к безучастным божьим коровкам и мелким дрожащим ромашкам.
Еще несколько сантиметров — и конец: земля не расступится! Поэтому старик бросается в сторону, самолет проносится мимо, и он снова бежит по каменистому полю.
Вот он уже во дворе.
Вот уже и аркан у него в руках.
— Давай подходи, сволочь!
Начинается битва. Словно пастух решил заарканить разъярившегося быка.
Самолет надвигается со страшным ревом.
Старик, широко расставив ноги, с арканом наготове, непоколебимо ждет его.
Взмах — мимо!
Самолет возвращается.
— Папа! — кричит невестка. — Убьют!
— Не убьют! Привяжи свободный конец!
— К чему? — испуганно озирается Мария.
Самолет уже близко.
Взмах!
— Зацепил! Держи!
И смех и горе! Аркан действительно зацепился за крыло самолета, но тащит за собой и старика и невестку. Пыль невообразимая!
Конечно, самолет освобождается от аркана, чуть наклонив крыло. Снова устрашающе идет на старика, который пытается найти спасение в речке…
Как ни странно, старик все еще жив, а сил больше нет. Он барахтается, переворачивается на спину, выставляет голову из воды и кричит снохе:
— Отпусти им овцу!
— Что? — она не слышит.
— Овцу отдай, дура!
Она бежит в кукурузу.
Фрицы снова нацелились на старика, но в последний момент оставляют его в покое, делают круг, ложатся на крыло и — настоящие стервятники! — пикируют на овцу, выбежавшую из кукурузы.
Овца бежит, блеет.
Из самолета снова спускаются знакомые нам когти, чтобы подхватить овцу, как это делает орел. Но овца уклоняется. Бежит. Блеет.
Фрицы подхватывают ее у самой речки.
И еще кричат что-то. Что?