— Это ваша визитная карточка? — я кивнул на горящий дом, стараясь казаться невозмутимым.
Фрэнни-младший съежился от страха и одними губами произнес, обращаясь ко мне:
— Не глупи!
— Разве недостаточно чудес свершилось в последние дни, чтобы убедить вас, что жизнь изменилась? — Чернокожий хрипло кашлянул, пытаясь прочистить горло. — Нет, это не моя визитная карточка. Хотя, если пожелаете, могу превратить вас в мокрицу. Или в колючехвостого стрижа, самую быструю птичку в мире. Или вы предпочтете пять минут помучиться какой-нибудь редкой тяжелой болезнью? Ну, скажем, синдромом Леша-Нихана? Болезнью Опитца? А как насчет синдрома чужой руки?
— Я всегда мечтал стать Элвисом…
Малыш Фрэнни раздраженно воздел к небесам руки.
— Ты просто недоумок! Знаешь, кто он такой?
— Апостол.
— Астопел, мистер Маккейб, Астопел. Мое имя — не анаграмма. А я не апостол. — Впервые за весь разговор выражение его лица изменилось. Казалось, последнее его замечание ему понравилось. — А пожар, к вашему сведению, вовсе не моих рук дело. И если уж на то пошло, это ваша вина. Будь вы чуть-чуть сообразительней, дом этот мог бы и уцелеть.
Я выжидал. Он выжидал. Мальчишка Фрэнни переводил взгляд с него на меня, словно наблюдал за теннисным матчем. Или за дуэлянтами, которые вот-вот начнут сходиться.
Мне первому надоело это противостояние.
— Послушайте, я только-только прибыл с планеты Земля. Я не понимаю, как работает телевизор, а про Вселенную так вообще ни бе ни ме. Так что давайте синдром чужой руки побоку и перейдем к делу. Чего-то я тут никак не могу взять в толк. Хотите считать меня тупицей — на здоровье, но объясните мне кое-что. Просто скажите, что я должен делать. Не надо больше мне показывать дохлых псов, мертвых девочек, ночных строительных бригад… Хотите сжечь этот дом — бога ради. Но скажите, что вам от меня надо?
Он кивнул.
— Ладно. Я даже предоставлю вам возможность выбора одного из двух вариантов. Вы можете найти ответ перспективно или ретроспективно. Мне все равно.
— Объясните.
— Перспективно — это значит продолжать искать ответы так, как вы это делаете сейчас. Очевидно, что пока еще это не дало результатов, но со временем ситуация может измениться. Одна беда — времени у вас почти не осталось. Всего неделя, если быть точным. У вас есть еще неделя на то, чтобы выяснить, что происходит в Крейнс-Вью, мистер Маккейб, и какое отношение все это имеет к вам… Другая возможность — ретроспективная. Я отправлю вас в последнюю неделю вашей жизни, но только с тем знанием, которое есть у вас сегодня. С этой выгодной позиции вам надо будет идти вспять, чтобы разобраться, что происходит с вашим городком.
— Но откуда мне знать, когда настанет эта последняя неделя?
— Ниоткуда. В этом и риск подобного выбора. Вы можете умереть через неделю или прожить еще четыре десятка лет. То, что вам удастся выяснить, может оказаться обнадеживающим или обескураживающим. Вы рискуете.
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что у меня есть еще неделя — неделя жизни или неделя на то, чтобы разобраться? Я ее должен буду прожить или только копаться во всем этом? Потому что если я, к примеру, умру завтра, то все равно…
Он взглянул на свои часы. Я тоже на них посмотрел и вгляделся пристальней, потому что это были «IWC Da Vinci» белого золота. Точно знаю, потому что часы эти — вещь редкая и стоят целое состояние, к тому же у меня самого точно такие же. Я машинально перевел взгляд на свое запястье. Мои часы исчезли. Я их всегда ношу. На нем были мои часы. Я в этом не сомневался, мне даже не было нужды смотреть на внутреннюю сторону корпуса, есть ли там длинная царапина.
— Это мои часы.
— И к тому же очень красивые. — Он поднял руку и медленно повертел ею перед носом.
Малыш Фрэн понял, что сейчас последует, еще до того, как это понял я.
— Нет! — закричал он. — Нет! Нет!
Но я уже выбросил вперед кулак. Астопел восхищался моими часиками, а я прицелился точно ему в глаз. Пусть-ка поносит синячок. Он рухнул как подкошенный.
Малыш Фрэн застыл на месте. Он зажмурился, уши зажал ладонями, словно готовился к оглушительному взрыву. Поскольку я смотрел на него, то не видел, что происходит с Астопелом. Я полагал, тот на какое-то время отрубится. Ошибочка. Когда я перевел на него взгляд, он смотрел на меня с той же теплой улыбкой, что и прежде.
— Отдай мне мои часы.