— Что случилось, Фрэнни, ты это о чем?
— Я стал все забывать. Большое и малое — все вылетает из головы. У меня там ничего нет. Боюсь, это болезнь Альцгеймера. Я от страха чуть не обосрался.
— Ну и что? — Голос у нее был спокойный, на лице выражение: «Ну и что такого?»
— «Ну и что?» Это все, что ты можешь сказать? Память вытекает из меня, как вода из треснувшей банки, а ты говоришь «ну и что»?
— Надо зайти в аптеку и купить тебе тапсодил. Всего-то и проблем.
— А что такое тапсодил?
— Лекарство от болезни Альцгеймера. После трехдневного курса наступает полное излечение.
— Черт! — Я скроил постную мину.
— Что?
— Альцгеймера теперь можно вылечить?
— Ну да. Я сама этим переболела два года назад. Ничего серьезного, Фрэнни. Даже рецепт не требуется.
— Но…
— Что «но»? Ты из-за этого так беспокоился?
Как назло, ничего путного мне больше не приходило на ум. Мой блестящий план по выуживанию из Сьюзен нужной информации возник и исчез, как ветерок. Я озадаченно проводил глазами еще одного типа с полноохватным шлемом на голове. На этот раз желтым.
— Что это за херня — пришельцы какие, что ли? Послушай, Сьюзен, прежде чем я начну принимать этот эспадрил…
— Тапсодил.
— Тапсодил. Ну, в общем, ты должна мне помочь. Не хочу я идти по собственной жизни, натыкаясь на стены, не зная, где надо свернуть. Ответь мне на кое-какие вопросы. Идет?
— Идет.
— Кто такой Флоон? Что это за перо на его рекламных плакатах?
— Он владелец самой большой в мире фармацевтической компании. Они выпускают тапсодил и сотни других лекарств. Перо — торговая марка фирмы. Неужели ты и этого не помнишь?
— Нет. Но почему именно это перо?
— Ты же сам его Флоону подарил. Ты и Джордж.
— Джордж Дейлмвуд?
— Ну да.
— А где он теперь?
— Боже мой, Фрэнни, ты что, и этого не помнишь?
— Представь себе, не помню. Так где Джордж?
Она взглянула на свои руки, сложенные на коленях.
— Он исчез тридцать лет назад.
— То есть как?
— Так и исчез. Исчез из Крейнс-Вью, и никто не знает, что с ним случилось. Ты много лет пытался его отыскать, но все было напрасно.
— Исчез? Джордж?
— Да.
Значит, это я подарил Флоону перо Олд-вертью? А Джордж — надежный, неизменный Джордж Дейлмвуд исчез, словно его и не было? Таким было мое будущее? Пока я пытался мысленно переварить эти две новости, до меня донеслась песня Ареты Франклин «Уважение». Ее выводили два голоса, один из которых звучал как-то уж больно чудно. Потому что принадлежал собаке.
Парень в линялых джинсах и футболке с надписью «Dropkick Murphys» прогуливался со своим ротвейлером. Хозяин шел с приличной скоростью, пес трусил, не отставая и время от времени поглядывал на парня, словно выпрашивая что-нибудь вкусненькое. И при этом оба напевали «Уважение» и почти не фальшивили. Голос у собаки был грубоватый и немного хриплый, то ли низкий, то ли нет. Я сам не понимаю, что говорю, — как, черт возьми, в точности описать голос поющей собаки?
Я резко повернулся к Сьюзен, но она смотрела в другую сторону. Я толкнул ее локтем, и она вскрикнула.
— Сьюзен! Эй, Сьюзен!
— Что? Ты в своем уме? Больно же!
— Да ты смотри! Смотри туда!
— Ну и что? Ты зачем меня ударил?
Певцы как раз проходили мимо нас, выводя: «У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е»…
— Не видишь? Собака поет!
— Да. Ну и что из этого?
— И когда собак научили петь? Она потерла ушибленное место.
— Несколько лет назад. Точно не помню. Спроси у Флоона. Они изобрели этот препарат.
— Какой препарат? Чтобы собаки разговаривали?
Она, видимо, вспомнила, что у меня болезнь Альцгеймера, потому что с лица у нее исчезло сердитое выражение.
— Нет. Но им можно давать всякие препараты, чтобы они запоминали что надо. Ну, например, петь или произносить какие-то фразы.
— Господи помилуй! Кому и зачем это надо?
— Для забавы. Не знаю. Терпеть не могу собак.
Мальчишкой я ужасно быстро ел. Родители умоляли меня: не спеши так, а то тебя вырвет. Но мне всегда не терпелось попасть в какое-то важное место или кого-то увидеть, а пища была только горючим, чтобы доставить меня куда надо. И бывало, что из-за этой торопливости у меня потом часами болел живот. Сидя на скамейке в Вене рядом со Сьюзен, в мире, где ротвейлеры пели Арету Франклин, а молодые парни носили на головах мячи для боулинга, я испытывал такое же чувство, только теперь не в желудке, а в голове.