На краю деревни мы останавливаемся на минуту поболтать съ Бернадеттой, которая пасетъ свой скотъ. Съ своими продолговатыми глазами газели, съ тонкой шеей парижанки она очень нравится Жильберу. Онъ говоритъ ей глупости, отъ которыхъ она покатывается со смѣху, и мнѣ кажется, что онъ тайкомъ видится съ ней. Она слишкомъ наивна, чтобы быть испорченной, и ее, вѣроятно, забавляютъ разгоряченные мужчины, которые преслѣдуютъ ее, стараются заманить въ конюшню. Можетъ быть, все-таки, она остановила на комъ-нибудь изъ нихъ свой выборъ.
Она думаетъ о насъ, когда полкъ въ окопахъ. К когда сильно грохочетъ пушка, она добросовѣстно отсчитываетъ выстрѣлы, какъ бы обрывая лепестки маргаритки: „Немного… Очень… Страстно“…
— Торопитесь, господинъ Сюльфаръ, вы мнѣ поможете ощипать утку. — Теплый, пріятный запахъ встрѣчаетъ насъ при входѣ въ кухню. Круглый столъ съ бѣлой скатертью, освѣщенный сверху лампой, казалось, ждетъ, когда мы усядемся за чтеніе. Около печки сушатся мои туфли, рыжая кошка улеглась на нихъ. Будто въ дождливый день вернулся къ себѣ домой.
Щеки наши еще горятъ отъ свѣжаго полевого вѣтра, и мы отдуваемся, счастливые и довольные.
— Здѣсь лучше, чѣмъ въ окопахъ, не правда ли? — обращается къ намъ старуха Монпуа, взбивая тѣсто для оладей.
Правда, мы чувствуемъ себя хорошо на мельницѣ. Вотъ уже два мѣсяца, какъ мы приходимъ сюда на отдыхъ: шесть дней въ окопахъ, три дня на фермѣ.
Вначалѣ мы спали на сѣновалѣ, въ сараяхъ, на чердакѣ и даже на лѣстницѣ. Но затѣмъ, не обращая вниманія на нѣмцевъ, которые съ колокольни деревни Л… должны были видѣть, какъ мы копаемся въ землѣ, мы вырыли себѣ землянки на лугу.
Мы своей компаніей человѣкъ въ двѣнадцать, сержантовъ и солдатъ, столуемся на фермѣ. Тутъ и фурьеръ Ламберъ, и Бурланъ, состоящій для связи при полковникѣ, Демаши, Годэнъ, бывшій сержантъ, разжалованный изъ-за пустяка по жьалобѣ врача Барбару, Рикордо и иногда фельдфебель Бертье, когда ему надоѣдаетъ его компанія. Несмотря на вырытыя на лугу землянки и на дымъ, указывающій на то, что домъ обитаемъ, нѣмцы никогда не стрѣляютъ по фермѣ. Они сносятъ все, разрушаютъ деревню, крышу за крышей, но никогда ни одинъ снарядъ не попадалъ въ ферму. Какъ будто какое-то чудо предохраняетъ ее.
— Это потому, что деревья скрываютъ ее, — объясняетъ Монпуа.
Ферма, это нашъ домъ. Мы никогда не покидаемъ ее совершенно, даже будучи въ окопахъ: уходя, оставляемъ тамъ мы наше счастье, нашъ покой.
Провансальскіе пастухи, уходя со своими стадами въ горы, все время съ горныхъ вершинъ видятъ бѣлыя фермы, конюшни, пастбища, и имъ кажется, что они продолжаютъ жить въ своихъ домикахъ подъ черепичной крышей. Мы, будучи въ окопахъ, продолжаемъ чувствовать свою связь съ фермой: мы видимъ, какъ вздымается и опускается бѣлая стая голубей, какъ летитъ легкій дымокъ, голубоватый, какъ тополя, и по утрамъ, когда возвращаются послѣдніе развѣдчики, мы слышимъ крикъ пѣтуха, привѣтствующаго насъ съ добрымъ утромъ.
— Все это сигналы, — упорно повторяетъ Фуйяръ, зная, что намъ это непріятно.
Каждую ночь чудятся имъ сигналы, то тутъ, то тамъ. Иногда покажется огонекъ, и патруль спѣшитъ на развѣдку, рыщетъ по полямъ, бродитъ часами, сбивается съ дороги, блуждаетъ вокругъ спящихъ фермъ или же нагоняетъ страху на какую-нибудь женщину, укладывающую своихъ ребятъ со свѣчей въ рукѣ.
Когда заходитъ разговоръ объ этомъ на фермѣ, Монпуа ворчитъ: — здѣсь всѣ шпіоны, парень… А! разбойники!..
Раннимъ утромъ, прежде чѣмъ идти въ поле, онъ приходитъ побесѣдовать съ нами въ темную кухню, гдѣ мы пьемъ шоколадъ.
Мы, шумливые, молодые солдаты, нравимся ему. И, кромѣ того, онъ любитъ поговорить о нашихъ работахъ, о новыхъ окопахъ, которые мы роемъ на поляхъ.
— Окопы-то хороши? Вы ихъ не пропустите, этихъ прусскихъ бандитовъ!.. А гдѣ у васъ будетъ наблюдательный пунктъ?…
Ему знакомъ каждый переходъ на нашемъ боевомъ участкѣ, хотя онъ никогда тамъ не былъ. Кашевары мнѣ говорили, что въ день наступленія онъ волновался сильнѣе, чѣмъ мы. Я спросилъ ихъ:
— А онъ зналъ часъ наступленія?
— Да, какъ и всѣ здѣсь… Онъ насъ часто спрашивалъ объ этомъ.
Старуха Монпуа ничего не смыслитъ „во всей нашей войнѣ“, но дочь похожа въ этомъ отношеніи на отца, у нея твердая и цѣпкая крестьянская память. Однажды говорили о тяжелыхъ германскихъ орудіяхъ, обнаруженныхъ въ лѣсу, и она замѣтила: