— Впередъ, чортъ возьми!..
Мы все еще не рѣшались топтать эту груду тѣлъ, которая осѣдала подъ нашими ногами, но, подталкиваемые другими, мы, не глядя, двинулись впередъ, шлепая и увязая въ мертвыхъ тѣлахъ… По какому-то дьявольскому капризу смерть пощадила только вещи: на протяженіи десяти метровъ были разложены въ небольшихъ нишахъ остроконечные каски съ натянутыми на нихъ покрышками, они совершенно уцѣлѣли. Ихъ забрали наши. Нѣкоторые снимали висѣвшіе подсумки, фляжки.
— Смотри, какая великолѣпная пара! — крикнулъ Сюльфаръ, размахивая двумя желтыми сапогами.
При выходѣ изъ канавы, сержантъ, присѣвшій на корточки, кричалъ: — „Налѣво, по одному, налѣво!“ — и мы снова побѣжали гуськомъ по узкой дорожкѣ, вдоль которой шла другая канава. Дальше, въ поляхъ, видна была только сѣть проволочныхъ загражденій, полуприкрытая разросшейся травой… И ни одного окопа, ни одного нѣмца, ни одного выстрѣла.
Такъ какъ стрѣльба прекратилась, то мы умѣрили шагъ и сгруппировались; но грянулъ залпъ шрапнелей, взрывая вдоль всей дороги цѣлый рядъ клубящихся столбовъ, и когда мы взглянули, дорога была пуста. Всѣ зарылись въ канаву, или укрылись за остатками стѣны. Мы кучкой набились въ узкій ровъ, вырытый у подножья глиняной стѣны. Мы нервно придвигали ближе къ затылку ремешокъ скатаннаго одѣяла и ждали… Снаряды зачастили и проносились такъ низко, на такомъ близкомъ разстояніи, что намъ казалось удивительнымъ, почему трава не падаетъ скошенной, и мы закрывали лицо руками. Затѣмъ стрѣльба разсѣялась по всей деревнѣ, нащупывая то тутъ, то тамъ. Солдаты вдоль всей дороги приподнялись, но не выходили изъ-за прикрытій.
— Мы останемся здѣсь? — спросилъ одинъ солдать, уткнувшійся въ большую яму.
— Нѣтъ, идемъ впередъ, — крикнулъ намъ, пробѣгая, Рикордо.
— Не стоитъ, та деревня, вонъ тамъ, взята.
— Какъ называется эта деревня?
Никто не зналъ.
— Сорвалось, — задыхаясь, прошепталъ Фуйяръ, прижавшись ко мнѣ. — Придется отступать.
Одни кричали: — „Вотъ подходитъ иностранный легіонъ“, другіе: „Берегитесь, вотъ наступаютъ боши“.
— Они ударятъ съ фланга.
— Ты пьянъ, это наши окопы.
Бомбардировка заставила ихъ замолчать. Въ промежуткѣ между двумя шквалами мы, скорчившись, опорожняли фляжки.
— Господинъ капитанъ! Мы здѣсь, господинъ капитан…
Крюше спустился съ вершины откоса, скользя, увлекая за собой куски штукатурки.
За нимъ бѣжалъ Бертье, и они перебѣгали отъ ямы къ ямѣ, падая навзничь, когда проносился снарядъ. Капитанъ кричалъ:
— Вы храбрые свиньи… Мы возьмемъ ихъ третью линію… Будетъ сигналъ справа, слѣдите за нимъ…
Лицо его измѣнилось, онъ былъ красный, потный, ротъ былъ широко растянуть и беззвучный смѣхъ замеръ на его губахъ. На бѣгу онъ повторялъ:
— По сигналу справа… Справа…
Грохотъ, и я ничего больше не слышалъ… Какъ будто опрокинулась какая-то масса и свалила васъ всѣхъ, — оглушительный ударъ, порывъ, сбившій насъ съ ногъ… И густое облако, темнота… Десятокъ мыслей пронеслось въ мозгу: мы всѣ убиты, я ослѣпъ, мы засыпаны землей. Затѣмъ крики:
— Ко мнѣ! скорѣй…
Въ дыму видно было, какъ убѣгаютъ раненые. Передо мной лежалъ Фуйяръ, голова его была окружена кровавой лужей, и спина конвульсивно подергивалась, какъ будто онъ рыдалъ. Онъ оплакивалъ свою пролитую кровь.
Еще одно дуновеніе обожгло насъ… Я приподнялся, сжавшись въ комокъ, уткнувъ голову въ колѣни, стиснувъ зубы. Съ перекошеннымъ лицомъ, съ прищуренными, полузакрытыми глазами я ждалъ… Снаряды слѣдовали одинъ за другимъ, но ихъ не было слышно, они падали слишкомъ близко, слишкомъ оглушительно. При каждомъ ударѣ срывается и подскакиваетъ голова, внутренности, все трясется. Хочется стать маленькимъ, все меньше и меньше, каждая часть своего тѣла пугаетъ, члены судорожно сжимаются, голова, гдѣ пустота и шумъ, старается укрыться куда-нибудь, чувствуешь, наконецъ, страхъ, ужасный страхъ… Подъ этими смертельными раскатами грома превращаешься въ дрожащій комокъ, остаются только прислушивающіяся уши и сердце, исполненное страха…
Между каждымъ залпомъ проносилось десять секундъ, десять секундъ жизни, десять безконечныхъ секундъ счастья, и я смотрѣлъ на Фуйяра, который уже не шевелился. Онъ лежалъ на боку, съ багровымъ лицомъ, и огромная рана зіяла у него въ горлѣ, какъ у зарѣзаннаго животнаго.
Зловонный дымъ заволакивалъ дорогу, но ни на что не хотѣлось смотрѣть; я въ ужасѣ прислушивался. Взрываясь вокругъ, снаряды забрасывали насъ осколками камней, а мы лежали въ нашей ямѣ — двое живыхъ и одинъ мертвый.