— За долготерпенье твоей Кати.
— Спасибо, — задушевно поблагодарил Петр Петрович и выпил. А выпив, сразу же запел:
— Ему, наверное, хватит, — во время генеральского пения негромко сказал Смирнову из-за стойки Матильда.
— Сейчас допьем, и я уведу его спать, — пообещал Смирнов.
— Кого — спать? — строго спросил, кончив петь, генерал.
— Тебя. Чтобы завтра утром прокурорский важняк твоего похмелья не заметил. И чтобы Поземкин через Георгия Федотовича по партийной линии на тебя телегу не покатил.
— Да положил я на них с прибором! — гордо заявил генерал. — А Поземкина этого по земле размажу.
— По делу привлекать его будешь?
— Его привлечешь… скользкий, как глиста! Следователя БХСС, положенного по штату — моя же вина! — у него нет, а свои прямые обязанности выполняет вроде бы добросовестно…
— Голову даю на отсеченье, он у них на жалованьи, Петя!
— Поди докажи, — безнадежно и утомленно высказался генерал. — Сдавай последнюю и пойдем спать.
Посредине прямоугольника у форсистой клумбы под главным фонарем генерал Есин, деликатно ведомый под ручку подполковником Смирновым, вдруг остановился и задал ошеломительный вопрос с ответом:
— А почему у них памятника Ленину нет? Непорядок!
— Не боись, Петя, — успокоил его Смирнов. — Поставят.
— Я им про это скажу. Я им так скажу! — на генерала нисходило геройство.
— Скажешь, скажешь, — соглашался Смирнов и тихонько волок его к гостинице. — Поспишь, выспишься и скажешь.
В номере генерал позволил снять с себя только фуражку и сапоги. Тужурку, галифе, рубашку с галстуком и плотные армейские носки снял сам. Шатало, правда, основательно, но он, поддерживая неустойчивое равновесие хватанием попадавшихся под руки устойчивых предметов, с задачей справился и обессиленно сел на разобранную уже Смирновым кровать.
— Ты не сиди, ты лежи, — посоветовал Смирнов.
— Остался нерешенным один вопрос, — задумчиво заметил генерал, продолжая сидеть.
— Какой еще вопрос? — раздраженно — устал от генерала — спросил Смирнов.
— Кто вашего певца кончил. Как я понял, он по корешам с прокурором был и знал от него кое-что про этих. Ну и хрен с ним, что знал. Как приехал, так и уехал. Может, под конец они все от страха взбесились?
— Может, и взбесились. Спи, Петя.
— Но вопрос-то не решен!
— Даю тебе слово, что я его обязательно решу, — заверил Смирнов.
Успокоенный генерал глянул на свои роскошные часы и приказал:
— Завтра разбудишь меня ровно в семь.
— А сейчас сколько?
— Двадцать три ноль-ноль.
— Молниеносно мы с тобой надрались, Петя! — удивился Смирнов. — Как монголы.
— Они нас в свое время на триста лет завоевали, — вспомнил Петя, лег и мгновенно спрятался в воздушное алкогольное небытие.
Смирнов вздохнул облегченно и занялся изначально неблагодарным делом: подсчетом наличности. Обшарив все свои карманы, он обнаружил всего-навсего двести одиннадцать рублей. А еще жить пару дней, а еще крупная трата, если все получится так, как он рассчитал. Смирнов вздохнул вторично и пошел побираться.
Поминки тихо умирали. В казаряновском номере оставалось человек шесть-семь, не более, истинные бойцы: Жанна, Борька Марченко, Семен Саморуков, звукооператор и двое здоровенных, как кони, замдиректоров съемочной группы.
— Жанна, — позвал Смирнов, — можно тебя на минутку?
Жанна не поднялась, не пошла к нему — сил не было, да и не хотелось.
— В чем проблема, Александр Иванович?
— В деньгах! — обиженно разозлился Смирнов. — Мне деньги нужны!
— Виталька, ему деньги нужны, — сообщила Жанна одному из замов.
— Много? — поинтересовался Виталька.
— Рублей триста-четыреста.
— Так, так, — слегка призадумался Виталька и тут же его осенило. — Вы ведь гонорар за консультацию у нас не получали?
— Какой еще гонорар? — не понял Смирнов.
— Он вам уже как три месяца выписан, — сообщил Виталька и встал. — Мы с Александром Ивановичем к бухгалтеру и кассиру. На десять минут. Если молодые за это время принесут, без меня не пить.
Ошибочное впечатление было у Смирнова о завершении поминок. В коридоре он спросил у Виталика:
— А удобно в такое время бухгалтера беспокоить?
— Удобно, — заверил Виталька и, подойдя к нужной двери, трахнул по ней убедительным кулаком: — Вставай, Сергеевна, никуда не денешься, придется тебе нашему консультанту денежки отдать!
— А попозднее не могли? — спросил не очень сердитый женский голос, и в замке заскрипел поворачиваемый ключ.
…Он возвращался в закусочную. Спать ему негде было, так уж лучше побыть в обществе хорошей женщины.
Алкаши вернулись, сидели над стаканами. Увидев Смирнова, замолчали, сделали суровые лица, но, не обнаружив прежнего смирновского спутника, вернулись к простому, как мычание, своему разговору. Московский фраер в одиночестве не представлял собой какой-либо опасности.
— Не допили? — сердито осведомилась Матильда.
— Приткнуться негде, Тилли, — признался Смирнов. — На свою кровать генерала уложил, а в номере Романа поминки. У тебя посижу, подремлю. Тем более мне с утра надо первый порожний рейс скотовозок встретить. Когда они обычно подходят?
— От половины шестого до шести, — ответила Матильда. — А зачем они вам?
— Не они. С ними, если все сойдется, один человечек прибыть должен.
— А генерал спит, — заметила Матильда.
— И слава Богу, — Смирнов изобразил на лице маленькое страдание и попросил: — Налей сотку, Тилли. Скучно за пустым столом сидеть.
— Пойдемте со мной, Александр Иванович, — скомандовала Матильда и, не ожидая его согласия или несогласия, проследовала в дверь за стойкой. Смирнов покорным хвостом потащился за ней.
За кухней, складом и конторкой был небольшой закуток, в котором стоял старомодный диван с высокой спинкой, неизвестно откуда. Матильда извлекла плед, кинула на диван и вторично скомандовала:
— Снимайте куртку, снимайте штаны и обувь и ложитесь. Во сколько вас разбудить?
— В пять, — Смирнов сел на диван и стал расшнуровывать кроссовки. Расшнуровал, снял, пошевелил пальцами в носках и напомнил: — А сотка?
— Того же коньяку? — уточнила Матильда. Смирнов кивнул. — Сейчас принесу.
Когда она вернулась, Смирнов уже лежал под пледом. Кроссовки носами строго вперед стояли под табуреткой, а штаны и куртка по-армейски аккуратно были сложены на ней. Единственное сидячее место занято. Матильда присела на край дивана и протянула Смирнову тарелку со стаканом и бутербродом. Перед тем как взять тарелку, Смирнов спиной подтянулся к валику дивана и стал похож на больного Некрасова с известного живописного полотна. Принимать сотку так было значительно удобнее. Он и принял. Потом снял пластинку сыра с куска хлеба и протянул тарелку Матильде. Она взяла тарелку с куском хлеба, отнесла ее на кухню и тотчас вернулась. Смирнов уже съехал с валика в более удобную горизонталь.
— Неужели нельзя не пить? — в отчаянии спросила она.
— Можно, конечно, — признался Смирнов. — Но не хочется.
— Все шутите, Александр Иванович.
Он не ответил. Он еще сдвинулся по горизонтали и щекой прижался к ее бедру. Бедро было упругим и теплым. Матильда погладила его по голове, и он тут же поймал ее руку. Как у нее получалось, что при такой работе руки не пахли кухней? Он не поцеловал, он прижался губами к правой ее ладони.
— Очень жалко, что ты — пьяный, — сказала она, и он почти эхом откликнулся:
— Очень жаль, что я в дымину пьяный.
— Не дыши на меня, — приказала она, и он перестал дышать. Она наклонилась и сильно, требовательно, зло поцеловала его в губы. Сразу же встала, сделала два шага к двери и пожелала: