Спри, упорно продолжавший ютиться в пальто, расположился у барной стойки, опрокинув сцепленные в замок кулаки на служащую трассой для скольжения алкогольных болидов поверхность. Дерево панели давало расслабляющий массаж коже рук - Крео надеялся, что ему наконец-то явились первые признаки успокоительного вечернего транса. Но что-то терзало уголки натянутых мышц спиритического бастиона, что-то делало нежный покров барной стойки противно шершавым, перекидываясь покалывающим спазмом на кончики пальцев - это что-то, казалось, спряталось за пульсацией танцующей в экстазе толпы, смотрело на Спри и выжидало его последнего сдающегося выдоха перед нависшей эскадрильей будничной утомленности. Нелепо уместив нос на вороте уже, думалось, сросшегося с телом одеяния, Крео судорожной от паранойи суетой глаз оглядел просторы этого языческого эпикурейского капище, где идолами провозглашались потребительская вера в непогрешимость маркетинговой монополии на определение образа индивидуума и навеянная приятной агонией культового танца потребность толпы в иррациональном.
Крео Спри так и не получил визуальный ответ на свои тревожные мысли о предполагаемом преследовании. Возможно, на подсознательном уровне его гложила проявленная уступчивость перед персоналом по вопросу АйДи-метки, которая, как уточнила хостес, при считывании у бара выдает посетителям индивидуальные показатели текущего счета, а также является пропуском в любую зону ночного клуба. Крео посчитал, что мыслям о нейронной слежке через метку пора уйти восвояси и не мешать расслабляться под сводами ночного киберцарства.
- То есть ты считаешь, что глутамат синтетического натрия не спеша травит потребителей, чтобы те потом обращались к фармакологии, которая, в свою очередь, повязана с теми самыми продуктовыми гигантами, подсовывающими нам отраву? - Шел второй час нудного монолога соседа Крео по барной стойке.
- Я ничего не считаю. - Крео Спри за все длительное время, в течение которого он позволял увешивать случайному невеже-алкоголику свои уши лапшой, так и не повернул голову в сторону водопада нескончаемой ереси. Словно неосязаемое простым людом нерадивое полубожество алкоголя снизошло с пенящихся хмелем небес и вселилось своим издевательским предназначением в простака, дабы прилюдно выставить уязвимость маленького человека на посмешище.
- Не знаю, как ты, Энни, - шатающийся виночерпий опережал по крутизне наклона гарцующие под тяжестью его туши ножки стула; он, явно, подавал первые признаки легкой деменции, называя пассивного собеседника невнятными чужими именами, - но жизнь без цели подобна плоской филейной части девушки. Зачем тогда Создатель придавал особый фактурный акцент этой части человеческого тела? Для того, чтобы переминающие с одной ноги на другую чаши описывали гипнотизирующие восьмерки, а не просили плюгавым видом милостыню на прокормление.
Тем временем Спри насчитал в отражении навесного безрамного зеркала уже шесть девушек, которые не давали спуску их кавалерам по танцам за допущенную вольность разлапистых мальчишеских ручонок.
- Но в одном я все-таки уверен полностью - душа человека бесконечна, и кто ты такой, чтобы судить ее. - Монолог увлекшегося сомелье уже подступал к спасительному для Крео апофеозу. - Я всю свою жизнь исповедовал наиболее традиционные социокультурные ценности… не позволял себе никаких подстрекающих разум сладострастных выходок сердца. Но мой мальчик, боже, мой мальчик… - мужчина испустил триумвират горьких слез. - Однажды я застал своего сына в неподходящий момент в не менее подходящих строгости дома объятиях другого юноши. Они были полны страсти: настолько, что даже мы с Энн так не любили друг друга по ночам беззаботной молодости.
Мужчина теперь смотрел по ровной прямой линии точно на Крео:
- Узнав о нашем с матерью замешательстве в его выборе, мальчик покинул нас - он не принял позорный обскурантизм родителей. Но если бы я тогда прочувствовал, если бы, крепко обняв как истинно любящий свое дитя отец, дал понять, что важнее его счастливого чувства свободы для меня просто ничего нет, - мужчина сломался: глаза его стали родником из слез всех отцовских драм мира, - тогда бы его тело не было погребено под зараженной землей близ трущоб позорной дальневосходной дыры из-за гонореи. Он бы остался с тем Оли’Ве’Ро дома, и во всем им сопутствовала лишь только радость да благодать… хотя этот мальчик даже не знал о его смерти, пока я ему не сказал, случайно встретившись в какой-то захудалой скайстермонтажной.