Продолжала играть музыка. Крео, прорезав насквозь просторный зал лофта, встал спиной к разделочному столу и почувствовал, как едва осязаемый луч встроенного над окном кухни мини-проектора клубится иссиня-голубыми частицами светового потока над макушкой его головы. Мультимедийный прибор выводил голографическое отображение цифр в объеме, оставляющих небольшой зазор между своей три-дэ визуализацией и стеной. Четыре часа, семнадцать минут – указывала картинка.
Музыкальный фон почему-то в этот раз казался неуместным звеном в общей цепи утреннего пробуждения, хотя, как правило, он высоковольтной мощностью энергетика всегда наэлектризовывал мозг мужчины – для Крео это был взрывной импульс от хорошо отвешенной пощечины. Смущенный от потери хватки над собственной бытовой действительностью скиталец резким жестом левой руки описал в воздухе дугу с длинной чертой под ней – музыка тотчас же испарилась, не оставив даже гулкого эха, обычно ниспадающего в водоворот ушной раковины. Воцарилась тишина: комната погрузилась в глухоту вакуума.
Вновь уставившись на строгие своей формальной фактурой цифры, Крео все равно было необходимо нащупать, пусть незначительную, но относящуюся к звукам его мира акустическую тональность хоть какого-то предмета. Вспарывая световое нутро циферблата, глаза дезориентированного космонавта не могли позволить себе шелохнуться. Синтезированный микро-сабвуфером щелчок часов, слышимый только при строгом фокусе слуха, явился индульгенцией мученику, и тот наконец дал глазам моргнуть – крошечный по значению звук был спасительным шелестом земной листвы для снявшего скафандр космонавта после заточения в космосе.
Вернувшись к стеклянной панораме с кофе в руках, Крео Спри свободной рукой раздвинул две пластинки жалюзи. Нахмуренные брови внезапно обдало бледно-голубым свечением сканера октокоптера, плавно скользившего по спроецированной траектории изящной фигурой ската. Межфазный-суточный мониторинг объектов жилого или инфраструктурно- коммуникационного назначения входил в ежедневный программный функционал дрона в соответствии с установленными регламентами муниципалитетов в отношении районов, числящихся в городском реестре как неблагополучные/с социально необеспеченным населением.
Достаточно было первого глотка согревающего напитка, как сквозь организм Крео прошел высокоскоростной состав бодрости.
Улицы мегаполиса в пограничное между ночью и утром время нельзя было назвать опустевшим местом – напротив, встречались скопления людей, заспанных, бормочущих бог весть что под нос, находящих свои собственные пути пробуждения. Кто-то, застолбив место в очереди, мирно дремал в ожидании общественного транспорта, первая единица которого, будь то электробус или маглев, прибывала к посадочной площадке не раньше проблеска зари – чтобы не сжечь последние нервные клетки от лавинообразных утренних столпотворений, превращавшихся по ходу действия в языческие оргии людской массы, особо стойкие жители города в ущерб здоровью от недосыпа приходили пораньше на остановку. Была и другая категория обитателей светодиодного царства, обратная рядовому жителю мегаполиса - работающие под покровом ночи люди, находящие в ней либо ослабление оков правопорядка, либо спасение от укоряющего взора родных и друзей, которые, если увидев, чем занимается их знакомый или знакомая при дневном свете, впоследствии не жаловали бы их уважением. Проституция; видеоигровой ряд дополненной реальности с сомнительным содержанием, даже не пытающийся сокрыть напоказ выставленные рекламные голограммы едва достигших зрелости нимфеток со спущенными бретельками оголяющих бедра неглиже; бесконечные малопиксельные табло обирающих до нитки казино выстраивались в линейный порядок, словно стражи легитимированной девиантности. Наблюдаемые вариации сервисной подпитки тяги к сластолюбию стали все чаще подниматься из шурфов ночной жизни и вторгаться в повседневный распорядок рабочего времени: когда-то постылые для непоколебимого духом человека вещи теперь поглощались им наравне со свежевыжатым соком или уроками танцев с несведущей об этих грешках второй половинкой. Граница благопристойности была смыта приливом бурлящего жаждой наживы корпоратокративного лоббизма - он вынудил снять удила морального суждения с механизма федерального целеполагания, всучив ему в бьющиеся конвульсией руки демпфер, по которому гнилые личинки осознанного политического неведения оставляли скользкие потеки общественного разложения.