— М-м-м… А кто не хочет чаю, кофе, сахара или сливок? — все так же светски, как и перед замком, осведомился граф.
— Все хотят всего! — сказала, как отрубила Мене-Текел-Фарес, бросив на хозяйку дома взор, тяжелый, будто якорь «Толерантности».
Никому-то ты, Фло, не нравишься. Лучше сразу отправляйся в фамильный склеп и проверь, в порядке ли твоя могилка, надпись на камне отполируй, дату проставь.
В чинном молчании мы направились к столу. Ваза с пирожными, высотой с новогоднюю елку, сверкала всеми оттенками калорий. У меня от одного вида кремовых розочек живот подвело. Естественно, руки мои сами собой потянулись и накрыли сразу два кругленьких маффина — один шоколадный, другой черничный. И тут на меня налетел вихрь из буржуазных дамских перьев, залягал голенастыми ногами, выклевал из моих рук вожделенные кексики, пронесся галопом по белоснежной скатерти и, опрокинув визжащую Флагелляцию цу Кабздец на пол, потоптался по ней, как… как… как страус! Граф и капитан, склонив головы друг к другу, аки голубки, умиленно наблюдали за поведением нашего индейца-оборотня. Похоже, убедившись, что Пидер не так уж счастлив в браке, Бляд насытил свое чувство мести и понемногу оттаял душой.
— Тупи, фу! Тупи, тубо! Тупи, плохая… птичка! — попыталась я усмирить этот подарок судьбы, пока он не расплющил графиню в блинчик.
Тупи успел совершить еще несколько прыжков, не обращая на меня ни малейшего внимания, пока Финлепсин, что-то сосредоточенно шепча себе под нос, не нанес сокрушительный удар по выпяченному страусиному заду. Индеец взлетел в облаке перьев, будто снаряд в драке подушками — и уже в воздухе обрел человеческий облик. Упал он, разумеется, на Флагелляцию, которая при виде брюнета с лиловыми глазами, приземляющегося на ее прелести, даже визжать перестала.
— Ты кто, детка? — томным голосом поинтересовалась она, когда смуглый нос Тупи уперся ей в висок, а распахнутый косящий глаз уставился в ее собственный, тщательно подведенный и подкрашенный.
— Я сын вождя, шаман и оборотень. И я тебя убью! — немедленно отрапортовал тупейший полу-человек-полу-страус.
— А почему ты хочешь меня убить, лапочка? — без малейшего возмущения поинтересовалась Флагелляция и лениво потянулась прямо под придавившим ее телом.
— Э-э-э-э… — сбился с мысли наивный сын девственных лесов Мюмезонки. — Потому что ты собралась отравить мою хозяйку!
— Вообще-то я собиралась отравить своего мужа, — уныло пробормотала графиня. — Но он все равно сладкого не ест, бережет фигуру. Он такой скучный, вы бы только знали! Одна у меня радость — еда. Вот я и посыпаю пирожные цианидом, чтобы самой их не есть и не разжиреть. Так что это просто недоразумение, солнышко, — и Флагелляция подняла руку и погладила Тупи по щеке тыльной стороной ладони. Судя по сопению индейца, он снова утерял нить размышлений. Ничего, размышления никогда не были его сильной стороной.
— И почему вы нас не предупредили, мадам, — подняла бровь Менька, — что кондитерские изделия в вашем доме, хм, специфические?
— Откровенно говоря — а я так редко бываю откровенной! — манерно повела плечами леди цу Кабздец: — К тому же у меня мелькнула мысль о том, чтобы отравить саму королеву — ах, это была бы вершина моей карьеры! — И графиня закатила глаза.
Вся моя свита нервно заиграла желваками, ну а я только ухмыльнулась — что с них взять, с придворных душ?
— Я, — продолжила Флагелляция, — уже совсем было собралась сказать, что пирожные эти для декора, а не для поедания, как вдруг… — и она широким жестом обвела смуглое тело в набедренной повязке, лежащее на ней в позе морской звезды.
— Считай, тебе повезло, — ехидно заметил Пидер, незаметно (как ему казалось) оттесняя капитана бедром к выходу из столовой. Дай ему волю, он бы и буркалы бесстыжие Бляду ладошкой прикрыл, чтоб не глазели на мускулистую спину и едва прикрытую задницу сына вождя. — Ну, приятно повеселиться, дорогая, я пойду, покажу старому другу его комнату…