Я уже как-то расслабилась, представляя себе файвоклок в обществе примирившихся влюбленных, домашнюю выпечку, крепкий сон на простынях алого шелка (ну или хотя бы египетского хлопка) и завтрак в постель. Ага, как же. Судьба Мурмундии Неистребимой сурова и непредсказуема.
— Кого я вижу-у-у-у… — из угла бордовой столовой, больше всего похожей на почку в разрезе, послышался такой противный голос, что у меня половина зубов заныла. Следом за противным голосом вышла не менее противная тетка, явно сбежавшая из подпольного садомазо-борделя. Платье из черной стрейч-кожи, облеплявшее тело, будто черный воск сатанистских свеч, почти не прикрывавшее стратегически важных частей тела, целилось в нас орудийными дулами на месте сосков, а высокий воротник больше всего напоминал антенну, ловящую радиоволны противника.
И тут капитан, до сего момента настроенный довольно мирно, взбесился, точно трехногий Минотавр. И для начала шарахнул Кабздецом об пол.
— Ну здравствуй, — прошипел он, — Флагелляция!
— Привет, дорогая, — простонал снизу Пидер, рухнувший со своего капитана, будто падший ангел с небес. И так же нехило ударившийся копчиком.
Кабздец. Цу. Что за имена у этой семейки? И кто эта «дорогая» любимому канониру нашего капитана? Я ощутила ничем не объяснимое желание совершить доброе дело. То есть убить стрейч-кожаную дамочку по зову своего великодушного сердца. Но этикет не позволил мне этого сделать — и, как выяснилось, зря. В следующий раз буду слушаться сердца и убивать, не спрашиваясь у сознания.
А пока граф цу Кабздец, охая и держась за поясницу, представлял нам свою «сестру и супругу», Флагелляцию цу Кабздец. Вау, инцестик! Совсем как у моих драконов. Ну естественно, настоянную на предательстве кровь старинного рода никак нельзя мешать с посторонним геномом. Иначе откуда бы в моем государстве вывелись такие офигительно породистые диссиденты? А сейчас у меня их даже две чемпионских линии — цефалоаналы и кабздецы. Один экстерьер чего стоит. С заграницей бы ими торговать, как секретным оружием. Гм, а это мысль! Не забыть сказать премьер-министру, пусть обмозгует высочайшую идею.
Пидер смотрел на кэпа щенячьими глазками, сделав бровки домиком и старательно ловя взгляд нахохленного, словно больной пингвин, Бляда. А тот если на кого и смотрел, то на супругу своего любовника. Бывшего, очевидно, любовника. Смотрел так, точно пытался просчитать, каких размеров дыру в животе Флагелляции может проделать фальконет с «Вездессущей Толерантности». А предмет его ненависти и ухом не вел. То есть не вела. Леди цу Кабздец была настолько уверена в своей победе, что ее так и хотелось немедленно куда-нибудь заточить. И желательно на всю оставшуюся жизнь. Перед нами во всей красе разворачивалось действие исторической мыльной оперы с запретными страстями, династическими браками и незаконными детьми, утерянными во младенчестве. Впрочем, последнее, в силу некоторых физиологических особенностей главной влюбленной пары сериала, представлялось маловероятным.
— М-м-м… А кто не хочет чаю, кофе, сахара или сливок? — все так же светски, как и перед замком, осведомился граф.
— Все хотят всего! — сказала, как отрубила Мене-Текел-Фарес, бросив на хозяйку дома взор, тяжелый, будто якорь «Толерантности».
Никому-то ты, Фло, не нравишься. Лучше сразу отправляйся в фамильный склеп и проверь, в порядке ли твоя могилка, надпись на камне отполируй, дату проставь.
В чинном молчании мы направились к столу. Ваза с пирожными, высотой с новогоднюю елку, сверкала всеми оттенками калорий. У меня от одного вида кремовых розочек живот подвело. Естественно, руки мои сами собой потянулись и накрыли сразу два кругленьких маффина — один шоколадный, другой черничный. И тут на меня налетел вихрь из буржуазных дамских перьев, залягал голенастыми ногами, выклевал из моих рук вожделенные кексики, пронесся галопом по белоснежной скатерти и, опрокинув визжащую Флагелляцию цу Кабздец на пол, потоптался по ней, как… как… как страус! Граф и капитан, склонив головы друг к другу, аки голубки, умиленно наблюдали за поведением нашего индейца-оборотня. Похоже, убедившись, что Пидер не так уж счастлив в браке, Бляд насытил свое чувство мести и понемногу оттаял душой.
— Тупи, фу! Тупи, тубо! Тупи, плохая… птичка! — попыталась я усмирить этот подарок судьбы, пока он не расплющил графиню в блинчик.
Тупи успел совершить еще несколько прыжков, не обращая на меня ни малейшего внимания, пока Финлепсин, что-то сосредоточенно шепча себе под нос, не нанес сокрушительный удар по выпяченному страусиному заду. Индеец взлетел в облаке перьев, будто снаряд в драке подушками — и уже в воздухе обрел человеческий облик. Упал он, разумеется, на Флагелляцию, которая при виде брюнета с лиловыми глазами, приземляющегося на ее прелести, даже визжать перестала.
— Ты кто, детка? — томным голосом поинтересовалась она, когда смуглый нос Тупи уперся ей в висок, а распахнутый косящий глаз уставился в ее собственный, тщательно подведенный и подкрашенный.
— Я сын вождя, шаман и оборотень. И я тебя убью! — немедленно отрапортовал тупейший полу-человек-полу-страус.
— А почему ты хочешь меня убить, лапочка? — без малейшего возмущения поинтересовалась Флагелляция и лениво потянулась прямо под придавившим ее телом.
— Э-э-э-э… — сбился с мысли наивный сын девственных лесов Мюмезонки. — Потому что ты собралась отравить мою хозяйку!
— Вообще-то я собиралась отравить своего мужа, — уныло пробормотала графиня. — Но он все равно сладкого не ест, бережет фигуру. Он такой скучный, вы бы только знали! Одна у меня радость — еда. Вот я и посыпаю пирожные цианидом, чтобы самой их не есть и не разжиреть. Так что это просто недоразумение, солнышко, — и Флагелляция подняла руку и погладила Тупи по щеке тыльной стороной ладони. Судя по сопению индейца, он снова утерял нить размышлений. Ничего, размышления никогда не были его сильной стороной.
— И почему вы нас не предупредили, мадам, — подняла бровь Менька, — что кондитерские изделия в вашем доме, хм, специфические?
— Откровенно говоря — а я так редко бываю откровенной! — манерно повела плечами леди цу Кабздец: — К тому же у меня мелькнула мысль о том, чтобы отравить саму королеву — ах, это была бы вершина моей карьеры! — И графиня закатила глаза.
Вся моя свита нервно заиграла желваками, ну а я только ухмыльнулась — что с них взять, с придворных душ?
— Я, — продолжила Флагелляция, — уже совсем было собралась сказать, что пирожные эти для декора, а не для поедания, как вдруг… — и она широким жестом обвела смуглое тело в набедренной повязке, лежащее на ней в позе морской звезды.
— Считай, тебе повезло, — ехидно заметил Пидер, незаметно (как ему казалось) оттесняя капитана бедром к выходу из столовой. Дай ему волю, он бы и буркалы бесстыжие Бляду ладошкой прикрыл, чтоб не глазели на мускулистую спину и едва прикрытую задницу сына вождя. — Ну, приятно повеселиться, дорогая, я пойду, покажу старому другу его комнату…
— И-и-иди-и-и, — покладисто кивнула графиня и обратила сияющий взор на окончательно растерявшегося Тупи. — Показать тебе твою спаленку, my honey?
Тупи в панике вылупился на нас. Мы хором энергично закивали. Чкал так даже развернул крылья в знак одобрения, Финлепсин показал большие пальцы рук, а малолетний Гаттер без всякого стеснения попытался разглядеть, не съехало ли рискованное декольте с пышной графской груди.
В конце концов мы остались в столовой одни, хозяева разбежались показывать комнаты облюбованным гостям. Не похоже, чтобы цу Кабздецы составляли крепкую семью, ячейку ипритского общества. Ужин нам накрывали существа, мало напоминающие людей, скорее уж платоновские идеи, крышующие материю за процент: абсолютные слуги — абсолютно незаметные, абсолютно бесшумные и абсолютно расторопные. Надо расспросить цу Кабздецов, где они таких берут. Злополучные пирожные убрали, зато принесли много других вкусностей, на которые мы после тяжелого дня просто накинулись. После еды накатила сонливость. Чкал уже откровенно посапывал Меньке в шею, укутав их обоих крыльями, точно двуспальным одеялом. Финлепсин тер глаза кулаками и зевал так, что сидящий напротив Лассаль инстинктивно отшатывался.