— Вот это перевал! Век не забыть.
Холодно. Пальцы закоченели, беспомощно сжимают ремни узды.
— Холодно!
Это голос переводчика и проводника Алаярбека Даниарбека. Он благоразумно слез со своей смирной лошадки; к общему удивлению, в наиболее тяжелых местах растопыренными пальцами руки протыкал тонкие льдинки, разгребал снег. Камни, очищенные ото льда, становились прочными точками опоры и позволяли лошадям не скользить, удерживать равновесие. Но из-за этого Алаярбек Даниарбек часто останавливался, чтобы согреть дыханием пальцы и отдохнуть от страшного напряжения.
В разреженном холодном воздухе, в горных вершинах эхом отдавался его гортанный голос:
— Коня жалеть надо! Коня не пожалеешь — пропадешь. Без коня в горах человек пропадет. Без коня ложись на дорогу и жди, когда пожалует за тобой ангел Азраил.
Доктор предложил всем снять хурджуны с лошадей. Теперь проводники-горцы несли груз на плечах, поблескивая белками глаз на черных лицах и посмеиваясь над неуклюжими горожанами, которые бледнели на краю бездны.
— Мы скоро сможем прочитать на одной скале весьма поучительную надпись, — предупредил доктор. — Я заметил ее в одну из своих поездок по здешним горам. В надписи упоминаются известные путешественники. Видимо, эта тропа служила в прошлые времена многим проезжей дорогой из Самарканда в Гиссарскую долину. Я не ошибся. А вот и надпись…
Он задержал коня на маленьком выступе скалы. На отвесной стене утеса кто-то очень красивым почерком искусно высек надпись арабской вязью:
Доктор мог еще шутить:
— Надеюсь, у всех прибавилось бодрости. Вперед марш! Вернее вниз! Нас ждут. Поспешим. Да и ночевать здесь неуютно.
Вперед! Вниз!
Преодолевали страх, усталость. Брали пример терпения и выносливости с горцев-носильщиков. По снегу и льду они шагали быстро, устремленно, в изодранной, скудной обуви, состоявшей из лоскута кожи, обвернутого вокруг ступни. А один из них по имени Равшан-бай шел по снежнику босиком, надевая свои «мукки» только когда тропа выбегала на каменистые осыпи.
Равшан-бай! Господи, какой же он бай! Лохмотьями, облекавшими его стальные мускулы, побрезговал бы последний нищий.
Равшан-бай тащил на себе пудовые кожаные переметные сумы с хирургическим инструментом. И хоть раз бы у него вырвалось слово недовольства или жалобы. Наоборот, он балагурил и даже временами пел. А когда доктор пообещал ему «прибавку», Мерген сердито сморщился.
— Еще чего! Горный человек что горный козел! Для него лазать по скалам — прогулка. Свое дело должен знать. Нанялся по своему желанию за деньги. И получит по счету. И работает пусть по счету. Эй, Равшан-бай, не зевай! Смотри под ноги! Забыл, почему у перевала название «Котел сломался»? Один нерадивый нес на голове котел для плова, не смотрел под ноги, споткнулся и — аллах милостивый!
— Упал? — подхватил Алаярбек.
— Упасть не упал. А казан — большой такой, черного чугуна — полетел черным вороном. Спустился вниз носильщик, а там черепки.
— А что с носильщиком?
— Отрабатывал стоимость котла. Два года работал на чайханщика-хозяина. Хорошо, тот еще меня не поколотил. Не зевай!
Мерген не терпел лодырей и неловких. Поэтому он не позволил нашим путешественникам останавливаться ни на минуту, пока не вышли на плоскость.
— Ассалом! Здравствуйте! — воскликнул он. — Благословен всевышний, мы у гранатовых садов. Значит, Дашнабад близко, дадим отдых коням, а на рассвете и до Каратага доедем.
— Итак, мы сделали по горам и перевалам около ста верст. — С удовлетворением растянулся на глиняном возвышении придорожной чайханы доктор. — Не забудьте поводить лошадей. Они, бедняги, все в мыле.
На плоскости у Дашнабада догнали санитарный обоз. Брички с медперсоналом шли по кратчайшему пути — через урочище Санггардак, где местные жители с сотворения мира даже не знали, что такое колесо.
Одолели перевал. Не сломали ни одного колеса, не потеряли ни одной подковы.
Что из того, что у Ивана Петровича болели плечи, а на руках саднили кровяные мозоли. По пояс в ледяном потоке помогал он переправлять бричку, а затем полчасика клевал носом возле наспех разведенного костра и кашлял от дыма. Читались всухомятку, и доктор хрустел вместе со всеми коркой черного хлеба.
— С природой справились, — сказал тогда доктор Мергену.
Скалы и вершины остались позади, но перед экспедицией возникли стеной «скалы и утесы» административных препон Бухарского ханства.