— Нам в ханстве нужны арыки, тысячи гязов арыков, и совсем не нужны чиновники, — заметил Сахиб Джелял. — Но у нас слишком много чиновников и совеем мало арыков. Испокон веков ханы прокладывали арыки на благо мусульман, но… что ж поделаешь? Люди — трава. Одни цветут, другие — вянут, засыхают. Землекопы порой валятся с ног, помирают. А побежит по арыку вода, зазеленеют всходы, и другие люди соберут урожай, насладятся жизнью.
Но доктор стоял на своем. Можно и нужно обращаться по-человечески с землекопами.
— Они работают добросовестно и проклинают концессионеров, восстают против надсмотрщиков, но они знают, что концессия пустит воду в степь, напоит землю… Так почему же нужно иметь дело с грабителями да еще иностранными? Почему нельзя самим вам взять это святое, это благородное дело в свои руки?
— Еще раз увы! Трижды увы! Это невозможно.
— Но вы, Джелял, могучий, смелый, предприимчивый. Наконец, у вас власть, сила. Ради такого великого дела! Начните. Тут у вас найдется много единомышленников. Устройте хашар. Привлеките народ — десятки тысяч людей. Проект заберем готовый у Ковалевского. Да и он сам, инженер, поможет, если пообещать ему выгоду.
Но Сахиб Джелял покачал своей ослепительной бенаресской чалмой:
Так пишет известный в мирах Хафиз. Не верьте даже солнцу! Нет! Такие дела не для меня. Сломано перо мое. В руку мою просится меч.
— Хищники терзают тело народа!
X
Он — слепая ярость, отрубающая головы и руки ради ожерелий и браслетов.
Черный день наступил для бека Гиссарского Кагара. Им часто овладевали приступы гнева. Он скакал по дорогам и лысым холмам долины. Плетью перебил ногу белому кровному жеребцу, погубил его. Дареный был жеребец, прекрасный. Предмет зависти самого кушбеги бухарского. А народ не посочувствовал беку. Жалели вслух жеребца.
— Ах так! — соображал бек. — Значит, если что, черный люд против меня пойдет… Смеет!
Невысокого мнения был бек Гиссарский о своих подданных.
И ведь хитрые, впрочем, не слишком умные расчеты Кагарбека оправдались было поначалу. Люди с дубьем кинулись на своих спасителей. Не разобрались, что к чему. Могло произойти большое несчастье. Пролилась бы кровь. И тогда господа концессионеры возликовали бы.
А Кагарбек? Он заслужил бы репутацию честного маклера: получил «на руку», выполнил поручение. И он доволен, и концессионеры.
Кагарбек имел точные сведения: их высочество эмир Сеид Алим весьма недоволен тем, что генерал-губернатор вздумал посылать в Каратаг спасательную экспедицию. Бухарский эмират не входит в Туркестанский край. Туркестанским чиновникам нечего лезть не в свои дела.
И даже хорошо получилось бы, если бы доктора с его санитарами потрепали. Или лучше…
Но люди метнулись в лагерь концессии, разнесли в клочья шелковый шатер, избили лакеев-«джентльменов», долго гонялись в камышах за самим мистером Данниганом. Он потерял свои великолепные карманные часы — «кольт», еще что-то и требовал теперь возмещения убытков.
Такие горькие слова пришлось Кагарбеку выслушать от ничтожной, нищей старушонки, которая на пустынной каменистой дороге остановила за узду коня. И он, могущественный хаким, губернатор богатейшего вилайета Бухарского ханства, не только не посмел огреть камчой надоедливую старушонку, по даже и прикрикнуть на нее. Слишком много свалилось бед на гиссарцев: накалены их разум и воля. Иной раз в дни бед достаточно одной капли, чтобы разрушить самую высокую плотину.
А старуха при всем народе заставила его выслушать целую притчу.
Стоя на раскаленной гальке босыми ногами, старуха, цепко держась за узду, почти повисла на ней и вещала:
— Жил злой бек — вроде тебя, бека Гиссарского Катара. И у одной неимущей вдовы, у которой и куска хлеба-то дома не имелось, взимал тот злой бек подать. А та вдова вдруг говорит: «Пусть аллах продлит жизнь нашего бека, то есть твою жизнь». А вроде бек, то есть ты, и отвечает: «Я тебе причиняю зло, а ты молишься за меня?» — «А до тебя наш преславный эмир держал другого бека в Гиссаре. Так он был такой злой, — чтоб он в могиле перевернулся, — что старуха прокляла его страшным проклятьем. — И такова были сила проклятия, что он, тот бек, упал и сдох там, где стоял. После того беком Гиссарским сделали тебя. А ты злобнее, чем тот бек, который был перед тобой. Смотри! Скоро и ты помрешь, а вместо тебя назначит справедливый эмир волка похуже тебя. Вот и боюсь о тебе сказать плохое. Лучше помолюсь за тебя!