— Да будет так, — подал голос Аталык, молчавший до сих пор.
Очень довольный собой и своей мудростью муфтий даже улыбался, как просто все решается.
Он вобрал в плечи голову и весь напрягся, когда заговорил Мерген:
— Дозвольте, почтенные! Я не воин, чтобы проучить тебя, визирь, — сказал он, поднявшись во весь рост. — Мое оружие — камни на дне ущелья! Мои свидетели — тучи! Стрелы мести моей — зарницы на вершинах! У меня лишь кулаки и десять пальцев. Но пусть гремит барабанами вся армия эмира, а я требую — отпустите эту женщину. Дайте уехать из Бухары. Эта женщина больше не жена мне, но она из нашего кишлака, из Ахангарана. Она свободная. И я отомщу за эту женщину. И нет такого закона ни у аллаха, ни у людей, чтобы мне помешали это сделать.
— Неужели вы, мой господин Джелял? Чем я виновата?! Чем я заслужила?! — воскликнула Юлдуз. Она сорвала чачван, и никто не мог отвести взгляда от ее лица, так оно было прекрасно!
Юлдуз вскочила и, протянув руки, шла к Сахибу Джелялу, упрямо твердя:
— Чем я заслужила? Чем я заслужила?
«Я тоже тогда вскочил, — рассказывал Георгий Иванович, — я тогда меньше всего думал, чем я могу помочь. Но я, очарованный гордой, прекрасной Юлдуз, вполне мог бы броситься на Джеляла, на Аталыка и душить их. Но тут началась суматоха…
Все кричали, говорили разом.
Аталык хрипло приказал:
— Остановись, женщина!
Свидетель Кагарбек вопил:
— Отдайте женщину мне!
Мерген сыпал проклятьями. Перехватив Юлдуз на полдороге, он заставил ее закрыть чимматом лицо и повел к выходу.
Но путь им преградила толпа прислужников и белочалменных муллабачей, заглядывавших в дверь, привлеченных неподобающими криками.
Властно, решительно всех утихомирил Аталык:
— Всем замолчать! Господин муфтий, со своей челядью отвезите эту женщину к себе в обитель благочестия, в свое ишанское подворье Пусть несчастная ждет у вас, в вашем эндеруне, под присмотром вашей супруги решения своей участи. Окончательное слово соблаговолит сказать своими золотыми устами их высочество эмир, наш халиф и блюститель нравственности эмир Сеид Алимхан, да прострет аллах длань своего благоволения над его головой! Присутствующий здесь отец женщины, почтенный господин Намаз да согласится с высочайшим решением. Что же касается вас, господин Мерген, поспешите покинуть Бухару, дабы ваше смутьянство и недостойные слова не навлекли на вас жестокую кару закона.
Судилище закончилось. Подали богатый плов. Он «замазал рты» и «заткнул глотки».
Невольный свидетель судилища Георгий Иванович не мог отказать себе в удовольствии высказать в заключение своего рассказа несколько сентенций:
— Что можно сказать! Джелял — честолюбец, человек, обуреваемый страстями, пылкий, ревнивый. Он чувствует себя правым во всем. Привыкший считать себя героем и выдающейся личностью, он не мог простить Юлдуз ее невольной измены. Нет сомнения, чувства к Юлдуз в нем не угасли. Я видел, как изменилось его вечно суровое, каменное лицо, когда она сорвала прочь с головы свою паранджу… Да и кто мог устоять против таких глаз, яростных, молящих?.. Но Джелял — великан страстей. Он высокомерен и горд. Он человек высокой верности и чести. Он не мог не истолковать по-своему, эгоистично прямолинейно всю историю. Нашел виновной с точки зрения, я бы сказал, библейской.
— Хочу теперь перейти, — сказал Георгий Иванович, — к самой, скажем, необыкновенной главе истории, теперь уже личного характера.
Муфтий закрыл Юлдуз в своем ичкари. Всем он объявил, что приобрел новую рабыню-служанку, и даже составил у махаллинского казия на эту сделку «васику». И не на свое имя, а на «вакуф» ишанского подворья, чем оградил себя от всяких недоразумений с главным блюстителем нравственности города.
Но зимой «рабыня-служанка» бежала из подворья. Потом выяснилось: она долго скиталась по заснеженным, обледенелым махаллинским переулкам, пытаясь выбраться из города. У Самаркандских ворот ее задержала стража, приняв за гулящую. Но никто не мог определить, кто она, ее просто прогнали обратно в город.
Возвращавшийся в то время из дальней поездки в пустыню Кзылкум Георгий Иванович натолкнулся на замерзающую молодую женщину, не разглядев в темноте, кто она, приказал посадить в арбу с имуществом и инструментами изыскательской партии и привез ее в ишанское подворье. Так несчастная оказалась опять во власти господина муфтия. Ее заперли тотчас же в подвале.