Как только Джереми уснет, я мог бы встать и пойти в гостиную, чтобы покачаться в кресле-качалке и насладиться видом проливного дождя за окном. Я сказал себе, что могу подождать, и мой мозг досчитает до двадцати, но на этот раз уже по другой причине. Мой план сработал, и мой осьминог не разозлился. Он был рад подождать, а потом, когда Джереми уснул, осьминогу понравилось, как мы сидели в кресле-качалке, напевали и махали руками, считая вагоны поезда, проходящего мимо во время ливня.
Я гордился собой. Не многие люди понимают, как сложно это было для меня, но именно это означает быть взрослым: выполнять сложные задачи, когда никто не догадывается о твоих проблемах и не помогает тебе.
Я живу независимо от родителей, у меня есть расчетный счет, у меня был секс, и я придумал свои собственные модификации для нашего с Джереми быта. И хотя по закону я был взрослым уже больше года, в тот день я впервые это осознал.
Глава 16
Джереми
«Рузвельт» вмещал в себя тринадцать квартир, в одной из которых жили Тэмми и Салли. Они проживали там бесплатно и еще получали плату за то, что присматривали за нами. Изначально предполагалось, что у них будут свои собственные, отдельные квартиры, но они стали соседями из-за Эммета и меня. Это заставило меня чувствовать себя виноватым, но Тэмми и Салли в один голос уверяли меня, что беспокоиться е из-за чего, и они были рады нашему приезду.
На следующий день после нашего переезда Тэмми стала нашим первым гостем. Пока я был в душе, она написала одновременно Эммету и мне. Когда я вышел, чтобы переодеться, Эммет спросил, не планировал ли я что-то на десять часов, и можем ли мы пригласить ее в это время. У меня не было ровным счетом никаких планов, и я согласился. Дни Эммета были полностью расписаны. Я и раньше видел, как он периодически заглядывает в календарь, но, живя с ним, я не понаслышке узнал о том, как жестко расписаны его дни. Накануне он слегка повздорил со своей мамой: она хотела зайти и проверить, все ли с ним в порядке, когда она не контролирует его расписание, но Эммет был непреклонен и сказал, что он взрослый и способен контролировать свою жизнь самостоятельно. Их компромисс состоял в том, что он будет часто ей писать и сообщать о том, как идут его дела. Поскольку я наблюдал за тем, как проходит утро Эммета, я понял, почему его мама так колебалась. Несмотря на всю его уверенность и решительность, его могли вывести из равновесия самые различные вещи. Например, тостер.
Эммет ел специальный безглютеновый хлеб, который готовила его мать. Это означало, что у него был свой собственный тостер, купленный для новой квартиры, чтобы старый тостер оставался в доме его родителей. Эммет практиковался в ведении хозяйства весь прошлый месяц, а особенно в кулинарии, но, когда он сделал свой тост, то сжег его. Это чуть не свело его с ума.
— Тост сожжен. Сожжен. Я не могу это есть.
Эммет швырнул тостом в стену, испустив такой крик, что на мгновение я подумал, будто следом за тостом пойдет и сам тостер.
Этого не произошло. Вместо швыряния тостеров в стену Эммет ворвался в свою комнату, а потом захлопнул и запер за собой дверь.
Я понятия не имел, что мне делать. Пару минут я, затаив дыхание, стоял, уставившись на закрытую дверь, опасаясь, что Эммет в ярости вылетит оттуда. Я не думал, что он может сделать мне больно, но был уверен в том, что он может что-нибудь сломать. Я оценивал, на сколько тысяч баксов тянет оборудование в его комнате, и мне стало дурно. Но никаких звуков разгрома я не слышал. До меня донеслись лишь звуки пары ударов, а потом все стихло, но Эммет так и не вернулся на кухню.
Я подобрал сгоревший тост, который на самом деле не был полностью сожжен, а лишь пригорел до коричневой корочки, и убрал на место его хлеб. Я не знал, какие именно тосты ему нравятся, иначе переделал бы его. Завтракать мне больше не хотелось, и уютная квартира, которая была так комфортна, теперь казалась пустой и опасной. Не зная, что еще мне делать, я вернулся в свою комнату и забрался под одеяло.
Мы оба все еще находились в своих комнатах, когда раздался стук во входную дверь. Я бросил мутный взгляд на часы и понял, что было уже десять часов. Пришла Тэмми.
Она весело улыбнулась мне и протянула руку, когда я открыл ей дверь.
— Приветик. Ты — Джереми, верно? Я Тэмми. Рада снова тебя видеть. Как дела?
Я пожал ее руку, или, скорее, позволил ей сжать мою.
— Хм… хорошо, — соврал я.
Я противился тому, что за мной будут присматривать, но мне нравилось видеть в этой роли Тэмми. Она напоминала вожатую из школы, мне нравилась ее внешность и манера общаться. Тэмми была одновременно милой и простой, и в то же время она была неприступной стеной, на которую никто не может забраться. Телосложение ее было крупным, что делало ее мягкой, но сильной. Волосы были уложены в аккуратный темно-коричневый ореол, переплетенный вокруг всей ее головы, за исключением места у лба, где был надет толстый красный ободок. Тэмми носила очки с леопардовым принтом по бокам и золотые украшение, которые сейчас ограничивались огромными кольцами в ее ушах.