Кто-то кладет руку на плечо Кузнецову.
— Капитан, я останусь. Прикрою вас…
Невысокий, очень худой человек, насквозь прокопченный пороховым дымом, еле различим в темноте. Но его узнают. Все. И у каждого радость избавления от необходимости самому остаться одному в этом окопе, видя, как исчезают во тьме, и, может быть, навек люди, ставшие самыми родными на земле, смешивается с неловкостью, с чувством вины, с неприязнью к самому себе за эту радость. Потому, что решил остаться у пулемета самый старший из них, старше Кузнецова, самый старый — политрук Куркин.
Последний политрук полка.
Николай Сергеевич Куркин.
Капитан Кузнецов дважды называет его по имени и отчеству. Чтобы каждый, кому выпадет жить, унес с собой это имя, чтобы те, кто будет жить, знали…
— Передайте там, в Карсун, если что. Не забудьте, Карсун, — тихо говорит Куркин, прилаживаясь к пулемету.
— Не забудем, Николай Сергеевич, — также тихо отвечает капитан. — И ты не забудь — через двадцать минут иди по нашему следу. Мы будем ждать.
И сблизив головы тесным кружком, слушают одиннадцать человек властный шепот капитана, в котором звучит колокольная медь.
— Полк! На прорыв. За мной!
Уходит тысяча сто пятьдесят четвертый полк. Уходит десант, уходит с Варшавского шоссе. Уходят одиннадцать человек, уходят, выполнив боевую задачу. Оставляя в немецком тылу шестьсот своих мертвых товарищей и одного живого. Прислушиваясь, как совсем уже близко, километрах в двадцати от деревни Людково яростно клокочет немецкая артиллерия.
Неделю спустя в центре разбитого, искалеченного, полусожженного, но свободного города Юхнова генерал-лейтенант Болдин, командующий пятидесятой армией, обнимает генерал-майора Захаркина, командующего сорок девятой армией. Их войска вступили в город Юхнов.
Слушает вся страна радостный голос московского Диктора: «…Войсками Западного фронта… освобожден город Юхнов… Особо отличились… войска генерал-лейтенанта Болдина, генерал-майора Захаркина…»
Не слышат этого в деревне Проходы капитан Кузнецов, политрук Куркин, лейтенанты Железняков и Мухин — никто из двенадцати десантников, прорвавшихся к триста сорок четвертой дивизии в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое февраля тысяча девятьсот сорок второго года. В медсанбате не слышат старшина Епишин и красноармейцы Нестеров с Поповым. Даже начальник связи тысяча сто пятьдесят четвертого полка лейтенант Мареев не слышит: вышла из строя единственная полковая рация.
Четвертое марта тысяча девятьсот сорок второго года. Теплый солнечный день только что начавшейся весны. Невероятным кажется, что всего неделю назад было под тридцать градусов мороза.