— Как челноком управлять не забыла?
— Нет, конечно. Справлюсь!
— Точно? Это очень важно!
— Не переживай. Как начнём падать, я тебе сразу скажу.
Двери лифта расходятся в стороны.
"Совсем как у нас, — думает Отто. — И конвой выстроен по правилам — только по периметру, никого нет на линии огня…"
Их встречает другая пятёрка девушек. Луки натянуты, в глазах злоба и остервенение. Отто даже почувствовал, как некоторые из них размышляют: "Чем вести его, не проще ли пристрелить здесь и сейчас? Всё равно возврата нет. Никто не накажет…"
Они вышли из лифта и двинулись по накопителю в сторону стометрового коридора к шлюзам крейсеров.
Погрузка шла полным ходом. Из лифтов то и дело выныривали подводы с лесом; лошади, обильно потея и роняя на металлический пол груды навоза, неохотно шли за погонщиками, которые, переругиваясь между собой и нещадно понося своих животных, заставляли двигаться транспорт с нужной скоростью и в заданном направлении. Здесь, в замкнутом помещении, шума было не меньше, чем на площади перед Воротами.
Отто с Калимой двигались слева от колонны подвод, рядом с лошадьми. Отто очень натурально изобразил неудовольствие от вони. Несколько раз чихнул, похлопал правой рукой по крупу дожидающейся своей очереди двинуться лошади. Их конвою пришлось разделиться. Теперь три девушки шли в шагах пяти позади них. Другие две крались с опущенными луками на одном уровне с Отто и Калимой, только справа, с другой стороны колонны.
— Приготовься, — вполголоса сказал Отто. В окружающем шуме его слова были не слышны. — За следующей аркой, как только дам сигнал, падай на пол. Потом бегом влево. Дорогу к пульту помнишь?
— Конечно, — также тихо заверила его Калима.
Они уже прошли две пары дверей, ведущих в боковые коридоры. Двери были закрыты, но не заперты. На это ясно указывали зелёные индикаторы над замками. Цвет индикаторов ни о чём не говорил конвою. Никто из присутствующих, кроме Отто и Калимы, открыть дверь не мог. Приятное преимущество людей, с детства знакомых с техникой, перед дикарями, луками и стрелами идущих воевать ядерную цивилизацию.
— Я побегу вправо. Двери за собой тут же блокируй. Встретимся у пульта. И береги себя, девочка, из двух килочасов массажа ты едва отработала сотую часть…
Конвой находился слишком далеко, чтобы слышать, как они переговариваются. Отто вполне естественно вытер руку о кушак, не забыв достать оттуда стальной шип. Дорн был в работе всего час и не успел сильно износиться. Алмазная крошка и стальная плита, конечно, оставили свой след на его заточке, но он всё ещё оставался острым. Это было оружие. Пришло время им воспользоваться.
Подняв руку с зажатым в ладони дорном, он сделал вид, будто хочет ещё раз погладить лошадь, мимо которой они проходили, но вместо дружелюбных шлепков всадил шип в бок лошади. Несчастное животное пришло в неистовство, стало на дыбы, отпрянуло от источника боли на лучниц, двигающихся с другой стороны колонны.
— Ложись, — крикнул Отто.
Он упал. Калима послушно упала рядом.
— Вперёд!
Они вскочили и рванулись в разные стороны. Нет, Отто не слышал и не видел стрел, выпущенных лучницами, которые шли позади них. Он даже не был уверен, успели ли они выпустить свои стрелы. Просто он по-прежнему руководствовался логикой и здравым смыслом: если выпустили, то следует бежать, пока не натянута тетива с новой стрелой; если не выпустили, то всё равно следует бежать, пока не разобрались в ситуации и не взяли на прицел.
В три прыжка он оказался перед дверью. Удар ладонью по рычагу… не открывается. Что такое? А-а, всё в порядке, открывается. Это он сам движется быстрее, чем срабатывает отсечной механизм.
Отто лишь на мгновение обернулся, увидел, как закрывается за Калимой дверь, и задраил за собой переборку.
Калима не подвела.
Они вращались по круговой экваториальной орбите вокруг Земли на расстоянии около двухсот километров от её поверхности. Все системы челнока, как им и было положено, работали в нормальном режиме. Василий когда-то обмолвился, что за шестьдесят миллионов лет эти аппараты не допустили ни единого сбоя. Тогда это прозвучало неуклюжей шуткой. Сейчас, глядя на экран внешнего обзора, Отто был готов поверить и в более фантастические вещи.
В глобальную катастрофу, например. В гибель цивилизации. В крушение всех надежд.
Отто всегда знал, что его стремление к одиночеству вызвано вовсе не какими-то особенностями его психики, а лишь не особенно удачно сложившейся жизнью. Он с удовольствием представлял себя на песке необитаемого острова, но только при условии, что где-то там, за океаном, живут люди.