— Ничего у меня не восстановилось. Ничего не помню, кроме того, что я Отто Пельтц, и ты мне обещал…
— У тебя ещё всё впереди. Я-то уже сто лет вспоминаю, и до полной картины ещё очень далеко. Особенно тяжко было вначале…
Василий замолкает. Он думает. Он смотрит на обезображенное лицо Отто и чему-то улыбается.
— Пойдём, я тебе что-то покажу.
— Покажешь? — усмехнулся Отто. На трещинах разбитых губ заблестели капельки сукровицы. — В каком это смысле "покажешь"?
— В прямом, — твёрдо отвечает Василий.
Через мгновение они оба оказываются в тесном жерле глубокого колодца. Отто разглядывает свои руки, на его лице заметно облегчение: он снова видит.
— Знакомое местечко, — говорит он, задирая голову кверху.
— Ещё бы, — соглашается Василий. — Один из сотен приёмных каналов Лунного города. Этой дорогой души возвращаются в информационный банк, а там уже решается: запускать их по новому кругу или отправлять на следующий цикл обработки…
— Ты вернул мне зрение, — останавливает его Отто. — Спасибо. Только всё ещё не ответил на мой вопрос.
— Ничего я тебе не вернул, и ты по-прежнему сидишь в кресле. А что касается твоего вопроса, то ответ слишком сложен, он не может быть однозначным.
Отто пытается разглядеть, что там, над выходным отверстием колодца.
— Почему так мало света? Экономят?
— Здесь всегда сумерки, Отто. В былые времена, когда вся эта кухня работала в полную силу и души шагали плотными рядами, было очень важно, чтобы они не узнавали друг друга.
— Почему?
— Это сложно объяснить. Вся штука в том, что на самом деле в любой момент времени на Земле проходит обкатку совсем небольшое количество личностей…
— Пять миллиардов, — подсказал Отто.
— Нет, — Василий покачал головой. — Души, это лишь осколки, грани личности. Они распределены по большому количеству носителей. Для повышения скорости обработки. Фабрика. Различные фрагменты одной и той же личности могут быть размазаны по миллиону человек, а, иногда, и больше.
Отто пожимает плечами и смотрит вниз, под ноги. Несмотря на слабую освещённость, в сумерках ясно угадываются тени: неуловимые грани тёмно-красного и коричневого мерцают и переливаются в голубом сумраке окружающего их пространства.
— Отсюда и берутся основные заповеди, — настойчиво пытается Василий пробиться в его сознание. — Не убивай, не прелюбодействуй, не кради. Ведь убиваешь себя, крадёшь у себя…
— В самом деле, — соглашается Отто. — Понять это непросто. Особенно непонятно, какое это имеет отношение к сути моего вопроса.
— Прямое, Отто, самое прямое. Если помнишь, мы с тобой открыли дверь. Мы получили возможность минуя физическую смерть прямиком отправиться на Родину. На нашу с тобой Родину, брат. Это система звёзд в направлении Ориона. Теперь тебе незачем морочиться сомнениями о судьбах человечества. Всё закончилось.
— А как же те, внизу? Новая рассада матушки Кселины?
— Тебе-то что? Сейчас, после твоего контакта с мортанами, мы с тобой на одном уровне Вселенской иерархии. На высоком уровне, повыше матушки Кселины. Но, конечно, ниже Матери, та ещё штучка! Это мы с тобой готовили для неё Землю. Ты вспомнишь. Над нами ещё несколько уровней. Я всех и не знаю. Пока не знаю.
— Значит, ты можешь и ошибаться?
— Разумеется, брат мой, разумеется. "По образу и подобию". Все недостатки человека, — лишь блёклое подобие недостатков его Создателя…
— Тогда все твои рассуждения всего лишь теория, которая может иметь какой-то смысл, а может быть лишь очередным заблуждением. Может, человеческая жизнь, — порождение Лунной фабрики по огранке душ, а может, Лунная фабрика, лишь паразит, присосавшийся к своей жертве, моей цивилизации, и мешающий ей развиваться по своим законам…
— Возможно и так, — опять соглашается Василий, — но я не вижу здесь противоречий лично для тебя. В любом случае, твои испытания на Земле, в человеческом теле завершены. Ты смело можешь отправляться вместе со мной к своему истинному качеству. К более высоким возможностям, к своему предназначению…
— Чего это ты так печёшься обо мне?
— Отто, мы столько пережили…
— Что для начала ты ослепил меня?
— Ну, ну, полегче, дружище, я лишь защищался. Это ты напал на меня! Но если это так важно, то, пожалуйста…
Колодца больше не было. Они сидели в комнате. Ничего необычного: два кресла, теплый мягкий пол, четыре стены, светящийся потолок.
Отто был здоров, гладко выбрит и чист.
Василий сидел напротив, свободно откинувшись в кресле. Его глаза внимательно изучали лицо Отто.