Он замолчал, перевёл дух, потом поинтересовался:
— Ну, как? Вроде ничего не забыл?
— Забыл. Всё это делается для блага людей. Если немедленно не сосредоточить власть и ресурсы в одних руках, человечество погибнет. Должен найтись человек, который не побоится взять на себя ответственность. Человек, который знает будущее. Там, впереди, бесславный конец, Отто. Мы вынуждены проявить жестокость, чтобы дать миру шанс. Вспомни, как ты проходил практику водолазов-спасателей. Только жестокостью можно привести в чувство тонущего человека, который цепляется за тебя мёртвой хваткой и тянет за собой на дно. Обледенение планеты происходит за каких-то десять-двадцать лет. Известный тебе мир исчезнет. Нет сельского хозяйства — нет еды, нет еды — нет цивилизации. И опять тысячу лет миром будет править лёд…
— Точно, — Отто щёлкнул пальцами, — будем бороться за мир во всём мире, пока от него не останется камня на камне. Борьбу за мир будем вести всем имеющимся оружием, кроме бактериологического… кстати, босс, а что мы будем делать с евреями?
Василий тяжело вздыхает:
— Юродствуешь… Отто, давай начистоту. Что тебя не устраивает? Я ведь о тебе многое знаю, — Отто затаил дыхание. — Ты — убийца. И убивал не для того, чтобы защитить свою жизнь, и не за великую идею…
— Но и не ради удовольствия, — перебил его Отто.
— Вот как? — удивился Василий. — Допускаю, что удовольствие от самого процесса ты не получал, зато уверен, что за "процесс" брал деньги. Это уже на выручку ты покупал себе удовольствие. Ты и вправду полагаешь это смягчающим обстоятельством? На твоём месте другой постеснялся бы людям в глаза смотреть, а ты… девушкам глазки строишь.
— Мне нечего стесняться. Я такой, каким меня сделал мир. И пусть я не ангел, но предпочитаю, чтобы люди меня воспринимали таким, какой я есть, а не таким, каким бы им хотелось меня видеть. И девушки не исключение…
Отто перевёл дух и решил сменить тему. На самом деле, он совсем не так был уверен в своих словах, как ему этого хотелось:
— Я — не тот, кто тебе нужен, Василий. У тебя глобальное мышление. Мазки твоих рассуждений покрывают всё человечество. Ты стряхиваешь кисточку, и с неё миллионами сыпятся жизни, а тебе всё равно. Ты так легко вычеркнул миллиард населения, что возникает вопрос: а знаешь ли ты, что такое смерть? Понимаешь ли ты, как это: когда папа или мама, сын или дочь, однажды не возвращаются домой, а на следующий день родные опознают тело в морге? Как семья сидит вечером, не зажигая света, и все молчат, потому что любое слово будет ложью. Им хочется не разговаривать, — а выть. Но они и этого не могут, потому что боятся за психику друг друга. И спать они не могут, потому что тогда лгать придётся себе. Их прежняя жизнь убита, и никогда не вернётся. И эту жизнь убил ты, Василий. Ты думал об этом?
Василий молчал, а Отто уже не мог сдерживаться:
— Я вижу, ты себе присмотрел роль кремлёвского мечтателя? Тогда так и надо было говорить: "Здравствуй, Отто. Я — твой бог, несу счастье и радость добрым людям. Я буду называть тебя Железный Феликс, и для начала убей миллиард человек!"
— Довольно, — говорит Василий, в его голосе опять скука. — Принимай гостей, но тема не исчерпана. Освободишься — продолжим.
Что ещё за гости? — Отто весь подобрался, но Василий уже молчал.
Дверь открылась.
— Здесь не принято стучать? — Отто вскочил с кресла и взялся за нож, ожидая полицейского наряда, но в комнату вошла девушка.
— Мы не помешали? — спросила блондинка, высокая Катерина с хозяйским, оценивающим взглядом.
— Мы только познакомиться, — робко, прямо с дверей проговорила другая Катерина. Она была не ниже первой, но как-то изящней и женственней.