— Ещё одна гейша?
— Не только. Но даже если гейша, площадь кантона ограничена. Все Дома давно распределены. Поэтому у высшей особи два пути: к Сёстрам или в сопределье, где они могут попытаться организовать свой кантон. На это места хватает и даже приветствуется, но это большой риск.
— Сопределье?
— Свободные от административного управления кантонов территории. Туда изгоняют неудачников, или сами уходят пророки.
— Пророки у них тоже есть?
— Пророки есть везде, просто им нигде нет места.
— А кто такие сёстры?
— Вот тебе сёстры, — усталый взмах руки из-под накидки. — Стучи в дверь, нас должны ждать.
Из-за поворота показалось массивное приземистое сооружение. Oттo замедлил шаги. Здание больше всего походило на врытую по уши крепость. Оно было на возвышении, и Отто не мог оценить ни его размеров, ни высоты. Но тяжесть камня чувствовалась даже отсюда, за сто метров до огромных, в два человеческих роста ворот. Не было никаких признаков калитки или дверей, более удобных для входа не обременённому манией величия человеку.
Они подошли к воротам, которые оказались ещё больше, чем виделись на расстоянии. Метров пять в высоту и не менее десяти в ширину. Отто осторожно провёл по ним рукой и понял, что это камень.
"Ну и ну, — подумал он. — Эту громаду никому не сдвинуть с места. Какая бы толщина ни скрывалась за её поверхностью".
— Стучи, — повторила Калима.
Отто уважительно похлопал ладонью по холодному ещё с ночи камню и повернулся к ней.
— Что-то неохота руки ломать… — недовольно сказал он и вдруг почувствовал позади себя открытое пространство.
Взгляд Калимы переместился ему за спину. В её взгляде не было ни испуга, ни удивления. Только готовность переступить порог и двинуться дальше. Подавив секундное замешательство, Отто спокойно повернулся: ворот не было. Был широкий проход, ведущий внутрь крепости. Там было полутемно. Но, возможно, недостаток освещения был только кажущимся. Глаза уже привыкли к яркому предполуденному небу.
Он вошёл. Калима, с заметным облегчением откинула паранджу и последовала за ним. Они прошли шагов десять, и Отто оглянулся, но успел заметить лишь тонкую полоску бледно-голубого неба, потом пропала и она за сдвинувшимися половинками ворот.
IY
Когда приятный для слуха мелодичный сигнал сообщил о вновь прибывших, матушка Кселина покачала головой. Ни один мужчина за всю её жизнь не сумел продемонстрировать столько уважения к обители, сколько чужеземец выказал одним лишь прикосновением к воротам твердыни. Это не было простой вежливостью. Сигнал прозвучал с усталостью проделавшего большой путь странника и со смирением что-то понявшего в этой жизни человека. Это следовало запомнить и учесть, когда наступит время принимать решение.
Она укоризненно посмотрела на сидящих за столом Стратега Калима и его сотника Водопода. Они не могут уловить тончайшие мелодии каменных ворот монастыря, выводимые человеческими руками. Эти, как и все мужчины, барабанят по камню кулаками, бьют рукоятками мечей, наполняя обитель неприятными для слуха варварскими аккордами.
Чужак, похоже, из другой породы… Она вновь почувствовала раздражение.
Гвардия её Величества в последнее время, кроме обычной прожорливости, стала проявлять заносчивость и своеволие. Стычки гвардейцев со стражей Культа участились. Этому следовало положить конец.
Гости вошли в зал, и Кселина поднялась им навстречу.
Калима радостно бросилась к ней. Они обнялись, как старые подруги, и поцеловались. Только после этого Кселина позволила себе бросить заинтересованный взгляд на её спутника.
Мужчины успели обменяться рукопожатиями, и стояли неподалеку от них, переговариваясь вполголоса. "Что-то чересчур скромно для Ратана, — подумала Кселина. — Особенно учитывая, что пришелец для него сделал".
А чужак, непринуждённо заложив руки за спину, с интересом осматривался, хотя, с точки зрения самой Кселины, смотреть было не на что: не считая древнего стола и двух десятков тумб-табуреток примерно того же возраста, в зале было пусто. Но его интересовала не мебель.
Пришелец, не стесняясь, задрал голову вверх и разглядывал сверкающую галерею, идущую под самым потолком зала.
Эта внимательность тоже понравилась Кселине, хотя всё-таки было бы лучше, чтобы он поберёг глаза и оставил галерею в покое.
— Твоя речь произвела на меня впечатление, сын мой, — осторожно сказала Кселина.
Человек, который за одну минуту расправился с пятью лучшими бойцами кантона, по её мнению, заслуживал осторожности. Потому и сверкала режущим глаза светом верхняя галерея. Все светильники были заправлены, зеркала вычищены. Увидеть снизу пятёрку лучниц, расположившихся между зеркалами, было невозможно: слепили лампы.