— Все. Ставлю точку. Вижу: вы готовы вынести мне приговор, зачислив меня в старые болтуны. Не возражайте, дорогой сосед, моя специальность — психиатрия. Оставлю вас одного и советую вздремнуть после обеда. Прекрасное средство для восстановления сил и для нервной системы, а я пойду прогуляюсь, к морю наведаюсь.
— Нового пока к тому, что ты знаешь, добавить не могу. Утром у меня была Миронова. А что я ей могу сказать? И дело это ведут те органы милиции, на территории которых обнаружен труп.
— Позволь, Иван Сергеевич, — возразил Леденев, — но по закону за дело берется тот, на чьей территории совершено преступление. Труп у железнодорожного полотна — лишь следствие преступления, совершенного в поезде, а скорый № 14, как мне известно, формируется в Понтийске, и люди на нем работают ваши, значит, и дело ваше.
— Силен ты, Юрий Алексеевич, — рассмеялся Нефедов. — Хочешь по старой дружбе подкинуть мне гиблое дело? Силен...
Они сидели в полутемном кабинете начальника городского отдела милиции. Послеполуденный зной не проникал сюда из-за плотно закрытых тяжелыми шторами окон, дышалось легко и свободно; бутылки с нарзаном, извлеченные полковником из холодильника, облицованного красным деревом, покрылись сизой изморозью.
Нефедов совсем не изменился за те два или три года, которые они не виделись. Порой Леденеву казалось, что Нефедов несколько переигрывает, стараясь казаться проще, чем был он в Поморске на должности начальника отдела уголовного розыска, чтоб, упаси бог, Леденев не подумал, будто с получением третьей звезды он вроде бы зазнался.
— Да нет, — возразил Леденев, наливая себе нарзан, — никаких лишних хлопот я для тебя не хочу... Но ведь человек из вашего города, попутчиком моим был...
— А я и не собираюсь отмахиваться. Пусть дело числится за теми парнями со станции Дресва, а работать будем вместе. Я уже выделил человека. Есть у меня такой хват-парень, старший инспектор Аркаша Китченко. Сегодня вечером едет на место, а пока допрашивает поездную бригаду. А ты думал: Нефедову лишь бы дело столкнуть?
— Брось, Иван Сергеевич, ничего такого я не думал. Сам понимаю: нелегкая история. Ехал я с ним вместе да вещи жене передавал. И осталось такое чувство, будто сам перед ней виноват — не уберег человека...
— Его я не знал, — проговорил полковник, — а у Елены Федоровны супруга моя лечилась. Ее многие в Понтийске знают, хирург отменный... Сегодня поедет с моим Китченко за телом. Сам-то что думаешь? Ведь видел Миронова в течение нескольких часов и буквально за какие-то минуты до смерти разговаривал с ним...
— Самоубийство тут, к примеру, никак не вяжется, — сказал Леденев. — Уж больно цветущий и жизнерадостный вид был у моего соседа. Да, деньги у него были?
— Бумажник в целости, ограбление как будто отпадает. Может быть, затеял ссору с каким-нибудь хулиганом?
— Все может быть. Ты прав, дело из категории гиблых.
— Хочешь послушать, что мой Аркаша раскопал? — спросил Нефедов. — Он должен уже закончить допросы. Сейчас узнаем.
Полковник позвонил. Заглянувшей в кабинет секретарше сказал, чтоб пригласила капитана Китченко.
Когда Китченко вошел к начальнику милиции, Леденев подумал про себя, что этот инспектор, видимо, лихой парень, из тех, про которых когда-то говорили, будто они «на ходу подметки рвут».
— Слушаю, товарищ полковник, — сказал Китченко, мягко, по-одесски, произнося шипящие звуки.
— Садись, Аркадий Маркович, и доложи нам, что ты узнал по делу Миронова.
— Сущую малость, товарищ полковник. Ни грамма света на это темное дело, — быстро заговорил инспектор, искоса поглядывая на Леденева и явно принимая его за «деятеля» из Центра. — Если позволите, я разложу вам все, что имею, по своим полкам... Из Дресвы доставили протокол обнаружения трупа, акт судебно-медицинской экспертизы и больше ничего. Есть, правда, и бумажка с их версией, но что они пишут? «Считаем, что сбросили с поезда № 14». Ха! У него же посадочный талон в кармане на этот поезд был... Не надо долго думать! Судмедэксперт пишет, что накануне погибший выпил много пива, а смерть наступила от удара о придорожный столб. Это все. Конечно, я поеду сегодня в Дресву и буду искать, но...
— Не надеешься на успех? — спросил Нефедов.
— А на что надеяться? Ведь не стянули же его арканом с поезда дресвинские мужички? Если его кидали, то преступники остались на поезде, на нем и следы какие-то должны быть.
— А тот парень, что ехал с Мироновым в купе? Бывший заключенный, Федор Курнаков, — вступил в разговор Юрий Алексеевич.
— Ха! — воскликнул Китченко. — Теперь он герой, этот Федор Курнаков. Прямо статью в газету с него пиши...
Нефедов и Леденев переглянулись.
— Ну, что ты узнал? — сказал полковник. — Выкладывай...
— У него железное алиби, у Курнакова. Пока Миронов ходил в ресторан, Курнаков принимал роды в соседнем вагоне! Во как!
Китченко торжествующе оглядел собеседников, будто бы он сам отличился.
— Этот Федор, оказывается, фельдшер. Работал в Бакшеевке, в совхозе на медпункте. Сидел по двести шестой, части первой. Подрался, кажется, с кем-то. Он вышел из купе покурить, а мимо девчонки-проводницы бегут и охают: женщина рожает. Он за ними. Все и сделал как положено. Благодарные пассажиры прислали кучу писем в «Понтийское знамя», просят разыскать героя. Ведь он никому не назвался, и если б его не сняли по дороге, никто бы и не узнал...
— Я видел, как его снимали. Он ни словом не возразил. Молчал все время, — вступил Леденев в беседу.
— Этот человек, Аркадий Маркович, ехал с Мироновым в одном купе, — сказал Нефедов. — Знакомьтесь. Юрий Алексеевич Леденев — мой старый сослуживец, можешь поспрашивать его. Но учти: он отдыхающий, так сказать, не у дел, не мучай его...
— Как можно, товарищ полковник, мы тут только и занимаемся тем, чтоб отдыхающим легко отдыхалось. Да и говорить особо не о чем. Если б товарищ Леденев знал что-либо конкретно, то и я бы это знал, а так... Вот допросил я десятка полтора людей из поездной бригады. А толку? Никакого. Не видели, не знаем...
— И все-таки: что вы думаете об этом деле, капитан? — спросил Леденев.
— Тут может быть три варианта. Первый: его сбросили с поезда. Судя по данным судебно-медицинской экспертизы, сбросили живым. Мотив? Грабеж или хулиганские побуждения. Второй вариант: самоубийство. Мотив? Тут надо поломать голову, изучить личность Миронова, его окружение, частную жизнь, положение на службе и прочее, словом, разработать его досконально. И третий вариант: нечто такое, о чем мы еще и не подозреваем, что находится за пределами нашего воображения. Надо искать любые следы. Поездную бригаду я опросил, работников ресторана тоже. В ресторане Миронов не появлялся, буфетчик говорит, что такой человек ничего не покупал. Значит, все произошло на пути между вагоном номер семь и рестораном. Мне переслали ваше свидетельство по поводу открытой двери, товарищ Леденев. Я его приобщил. Вот, пожалуй, все, чем я располагаю. Может быть, в Дресве нападу на что-нибудь. Кроме того, я поручил стажеру Воловику проверить пассажиров из седьмого, шестого и пятого вагонов. По приезде пройдемся широким бреднем, глядишь, чего и заловим...
— А что ты скажешь, Юрий Алексеевич?
— Что ж, капитан Китченко хорошо изложил суть дела, да и версии, предложенные им, любопытны. И с третьим вариантом неплохо придумано. Это значит, что он всегда готов допустить, что выбранная им версия несостоятельна. Только к первому варианту я добавил бы еще один мотив.
— Какой? — спросили одновременно Нефедов и Китченко.
— Месть.
— Но кто может так мстить Миронову? — сказал инспектор.
— Послушай, Иван Сергеевич, — решительно вмешался в разговор Леденев, — а что, если этим делом займусь и я? Не возражаешь?
Нефедов внимательно посмотрел на Леденева.
— Ты? — спросил он после некоторой паузы. — А на кой тебе это нужно?