Она не ревела белугой. Она не плевалась пюре и не пыталась меня зарезать. Она вообще только и делала, что агукала да ворковала.
«Ну вот, — думал я, — она совершенно нормальная! Она не чудовище. Она не собирается меня выжить. Наконец, она просто милашка!»
Вот теперь все точно будет тип-топ.
Мама уложила Грейсочку в кроватку. Я пробрался к ней в спальню, чтобы немножко с ней поиграть.
Я пощекотал ее. Она захихикала. Я пощекотал ее снова. Она опять захихикала, но уже потише. Тогда я пощекотал ее в третий раз.
Она открыла рот и прокаркала:
— Если ты, сопляк, еще хоть раз меня пощекочешь, я те ручонки-то пообрываю!!!
Ее глаза вылезли из орбит, и она утробно зарычала.
— А-а-а-а-а-а! — заорал я. — Чудовище!
Я пулей вылетел из спальни, вопя не своим голосом. А вслед мне несся издевательский хохот:
— Ну, сволочь, держись! Я тебе еще покажу! Погоди, вот я научусь ходить!
НЕЗНАКОМЦЫ В ЛЕСУ
— Все кончено, Люси, — запричитала Джессика, когда я набрала ее, чтобы сообщить плохие новости. — Не могу поверить, что ты отправляешься в… как он там называется?
— Фэйрвью, — ответила я, тяжело и горестно вздохнув. Я нервно наматывала телефонный провод на палец. — Реветь хочется.
Такой подавленной я бываю отнюдь не всегда. На самом деле Джессика говорит, что большую часть времени я раздражаю своим оптимизмом.
Но перспектива провести этим летом шесть недель с двоюродной тетушкой Эбигейл в скучном фермерском городке могла навсегда вогнать меня в депрессию. Кажется, в Фэйрвью нет ничего, кроме тракторов, коров и кукурузных полей.
Я искренне надеялась, что с позапрошлого лета в Фейрвью произошло что-нибудь необычное. Но когда мы въехали в город, он выглядел еще более унылым и однообразным, чем в прошлый раз. Одна бакалейная лавка, магазин хозтоваров, бензоколонка и крошечная библиотека.
Мы проложили свой путь к сделанному из красного кирпича небольшому домику тетушки Эбигейл по запыленной дороге Мотылькового переулка. Я выбралась из машины и огляделась. Куда хватало глаз простирались леса и поля.
Тетушка Эбигейл выбежала нам навстречу в своих домашних тапочках и платье в цветочек. Она слегка изменилась с прошлого раза, вроде как постарела и чуточку сбавила в весе.
Мы поприветствовали друг друга. Затем родители последовали в дом за тетушкой, чтобы выпить чаю.
Я собиралась выпустить нашего пса Маттстера из машины и позволить обследовать двор. Однако пес отпрянул, поджав хвост.
— В чем дело, Маттстер? — поинтересовалась я. Он вел себя как настоящий трусишка: жалобно скулил и вжимался в сиденье.
Когда я наконец выманила его с помощью собачьих галет, он принялся оглушительно лаять и бегать кругами.
Но дело в том, что Маттстер никогда, никогда не лает. Он на самом деле послушный. Потому-то мне и разрешили взять его с собой в Фэйрвью, пока родители будут путешествовать по Азии.
Я сразу должна была понять: что-то пошло не так.
Но я ни о чем не подозревала. Я решила, что пес попросту перевозбужден.
А потом, когда тетушка Эбигейл вышла посмотреть, вокруг чего вся суматоха, Маттстер совсем с ума сошел: рычал и метался, как старая сварливая гончая.
— Люси, дорогая, — нервно проговорила она. — Что с ним такое? Отведи-ка его лучше в сад.
Мне вовсе не хотелось держать пса на привязи. Но Маттстер совсем взбесился! Я привязала его к широкому дубу и побежала обратно на террасу, чтобы попрощаться с родителями.
— Милая, я буду скучать, — сказала мама. — Ты вряд ли сможешь нам дозвониться — мы с папой постоянно будем в дороге. Но мы позвоним, как только сможем, и обязательно будем слать открытки.
После бесчисленных поцелуев и объятий родители отправились в путь. Я с горечью махала рукой им вслед, пока машина не скрылась из виду.
«Лето обещает быть тоскливым», — безрадостно думала я.
Я даже не представляла, насколько сильно ошибалась.
Тетушка Эбигейл делала все возможное, чтобы хоть как-то меня приободрить.
— Дорогая, у меня есть для тебя сюрприз, — сказала она. — Твое любимое печенье.
Печенье? Чуть не забыла, что тетушка делает лучшую в мире арахисовую помадку.
Я схватила печенье с подноса и жадно вгрызлась в него. Мягкое и теплое, только что из печи, оно было тягучим, как ириска, и покрыто арахисовой помадкой. Но что-то было не так. Какой-то необычный привкус.
Может, тетушка его пересолила? Или добавила другие ингредиенты?
«Как странно», — подумала я. Тетушкино печенье всегда было идеальным.
Она нетерпеливо смотрела на меня, так что я доела печенье и притворилась, будто оно мне понравилось. Затем я запихнула немного в карман джинсовки.
— Пойду-ка выгуливать Маттстера, — сообщила я. — Пускай осваивается.
— Развлекайся, дорогая, — сказала она. — Но не ходи в лес, хорошо?
— Странно, — подумала я. Раньше она никогда не запрещала мне гулять в лесу.
Мы с Маттстером неплохо прогулялись по зеленым отлогим полям. Временами он казался спокойным и игривым, как обычно. Но вдруг начинал возбужденно лаять, причем без всякой причины.
Той ночью я не могла уснуть. Может, потому что Маттстеру предстояло провести ночь на улице в качестве наказания за беспрерывный лай. Дома он всегда спал у меня в ногах.
Я пыталась читать книгу, но это лишь еще сильнее разгоняло сон. Тогда я уставилась в окно и принялась считать звезды.
Затем я увидела зловещие огоньки.
В лиловом вечернем небе. Шесть огоньков, выстроившихся в круг.
Сперва я решила, что это очень яркие звезды, ведь они мерцали на небе. Но потом я заметила, что они движутся, спускаясь все ближе и ближе к земле.
Я стояла, в изумлении раскрыв рот, в то время как огоньки нависли над лесом, что находился на противоположной стороне кукурузного поля тетушки Эбигейл. Их свет, яркий, словно солнечный, окутывал меня, освещая всю комнату.
Медленно, круг из огоньков опустился в лес. И вновь стало темно.
Холодная дрожь пробрала меня до костей. Что же я только что видела?
Я прокралась к комнате тетушки и тихонько позвала ее сквозь закрытую дверь. Но она всегда спала крепко и потому не проснулась.
Возвращаясь в свою спальню, я слышала, как неистово лает Маттстер во дворе. Я с силой захлопнула окно. Смогу ли я когда-нибудь здесь выспаться?
— Ты не знаешь, что это за огоньки в лесу? — спросила я тетушку Эбигейл за завтраком.
Она прищурилась. Мне показалось, будто на ее щеках вспыхнул румянец.
— Огоньки? Какие огоньки, дорогая? Что ты хочешь на завтрак?
— Яичницу-болтунью, пожалуйста. Там было шесть огоньков. Они выглядели так таинственно…
— Не беспокойся, дорогая. Я уверена, это были отблески или что-то в этом роде. Ты покормила Маттстера?
Почему она так и рвется сменить тему? Почему выглядит взвинченной?
Болтунья на вкус тоже казалась другой. Не такой воздушной и свежей, как раньше.
После завтрака я отнесла Маттстеру миску влажного собачьего корма. Затем села на лужайку, разговаривая с псом и глядя в сторону леса, в надежде увидеть хоть что-то, что могло бы объяснить те странные огни.
Мне становилось не по себе, когда я думала о них. Знаете, такое чувство в животе, когда слопаешь пять кусков пиццы? Как-то так. Только более тревожно и волнительно.
Еще более странное чувство охватило меня, когда мы с тетушкой решили прокатиться за хозтоварами. Я сказала — «прокатиться»? Это больше походило на американские горки!
Я была просто в ужасе: обычно такая аккуратная тетушка водила как ненормальная! Едва отъехав от дома, мы чуть не сбили почтовый ящик. Потом она начала петлять по улицам и проносилась мимо знаков «стоп», словно не замечая их. Я уставилась на приборную доску, не в силах даже крикнуть с перепугу.