Следующим ярким воспоминанием были испуганные мамины глаза, когда очнулась после первой операции. Потом их было ещё три — в голеностоп вставляли спицы. Диагноз прозвучал как приговор — осколочный перелом таранной кости с подвывихом и разрывом связок. Набор непонятных слов, разорвавший жизнь на «до» и «после». Доктор объяснил, что восстановление может занять больше года. Маша будет ходить, но искалеченный сустав вряд ли сможет выдерживать спортивные нагрузки. Это означало только одно: гимнастика останется в прошлом.
Восемь из десяти.
Тренер, обожаемая Наталья Викторовна, навестила Машу в больнице всего один раз. Подруги по сборной — ни разу.
Потом были месяцы в гипсе, бесконечные метры их тесной квартиры и бездонная яма свободного времени. Упражняться на бревне, летать над брусьями и прыгать бесконечные диагонали Маша могла теперь только во сне. Пришлось заполнять дневные часы страницами прочитанных книг: Гоголь, Толстой, Лермонтов, Пушкин, Достоевский… Всё, что нашлось в домашней библиотеке. Томик Цветаевой зачитала до дыр. Так потихоньку и свыклась.
Доучиваться в обычную среднюю школу Маша пришла на костылях. Одноклассники на бывшую гимнастку глядели косо, подтрунивали и звали «калечной». В интернате учителя с готовностью ставили «хорошо» и «отлично» подававшей большие надежды спортсменке. Здесь без всяких реверансов лепили в журнал заслуженные двойки. Тогда и появился Лешка, сын знакомых и будущий астроном, учившийся на втором курсе физмата. Худой неказистый очкарик с собранными в нелепый хвост на затылке соломенно-рыжими волосами приходил к ней два раза в неделю. Ломким фальцетом втолковывал теоремы и формулы. Удивлялся, как можно, учась в выпускном классе, не знать элементарных вещей.
Маша молча кусала губы: как ему объяснить?
Лешка начал с азов. Разъяснял терпеливо и долго, для наглядности чертил в их общей тетради графики, синусоиды, геометрические фигуры. Маша злела и нарочно тупила. Как он не поймет, что ей параллельно, какие оценки будут стоять в аттестате зрелости и равнобедренно кем она станет потом.
Хоть почтальоном! Так и заявила однажды матери, пытаясь покончить с докучливой Лешкиной наукой.
— Никак не пойму, в кого ты у нас такая дурёха, — покачала головой мама. — Дед был инженером, я и бабушка врачи, а ты в почтальоны подашься?
— Да, а что тут плохого? — нахохлилась Машка. — Между прочим, доктор сказал, что мне нужно много ходить. Вот и буду носить людям долгожданные письма.
На следующий урок Лешка принес с собой книгу — оставил на столе. Михаил Ефремов «Туманность Андромеды», прочла любопытная Машка на блеклой обложке и проглотила роман за два дня. Нового визита репетитора ждала с нетерпением. Выслушав Машкины восторги, он поставил условие: если к каждому занятию она будет решать сорок задач и примеров из методички, получит новые книги. Решала — куда деваться. А Лешка честно носил. И не только Ефремова. Беляева, Алексея Толстого и Сергея Снегова. Уэллса, Кларка, Азимова и Бредберри. «Понедельник» братьев Стругацких вновь научил её улыбаться.
Фантастика, но Лешке удалось протащить её через всю школьную программу. Маша успешно сдала выпускные экзамены. Поступила в институт на экономику. Специальность выбирала наугад. Хватит с нее одного любимого дела. К тому времени она уже почти не хромала, но, твердо усвоив, что люди не любят сбитых летчиков, никому из новых знакомых и словом не обмолвилась о загубленной спортивной карьере. Собиралась съездить в гимнастический зал, посмотреть тренировку, а случай все не подворачивался. Некогда было. Лекции, семинары, экзамены. Маша старалась держаться особняком и сама не поняла, как подружилась с Лизой и Надей.
Лизка, тощий близорукий крючок с блестящей кучерявой головой и линзами громоздких очков вечно пристёгнутых к длинному носу. Золотая медалистка и профессорская дочка. Она нередко ставила педагогов в тупик неожиданными вопросами по теме лекции, за что те справедливо её недолюбливали. Правда, не все. У Лизы была мучительная тайная связь с деканом факультета Пироговским, которая едва не довела подругу до могилы. Наглотавшись таблеток, она провела неделю в больнице. Родители пустили в ход все свои связи, и попытка самоубийства при выписке превратилась в расстройство желудка. Пытались вразумить бедовую Лизку. Отец отвозил в институт, а мама забирала после лекций. Но дочь умудрилась связаться с гориллоподобным байкером Костей с соседнего потока. Парень был видный и громкий, как всякий любитель тусовок, он много пил, ходили слухи, что баловался дурью, но Лизка влюбилась в него без оглядки. Несмотря на сопротивление родителей, они скоропостижно расписались. Елизавета Коган стала Романовой, а спустя две недели вернулась домой со сломанными ребрами и поруганной душой, но звучная Костина фамилия осталась с Лизкой на всю её жизнь.