— Я здесь. Думаю, — отозвалась она. — Значит, не хочешь уступать мужа Магде?
— Что значит, «уступать»? Ты что, с ума сошла?
— Нет, не сошла, но если ты сейчас начнешь выяснять отношения, скорее всего, так и будет.
— А ты предлагаешь терпеть? Молчать как рыба? Да он же…
— Да, именно, молчать и терпеть, — остановила Маша словесный поток. — Надь, я понимаю, как это сложно, но, если получится, твой Йоська сам с ней порвет рано или поздно. Жить в постоянном страхе и врать, удовольствие не из приятных. А зная тётю Люсю, могу представить, как она теперь с ним разговаривает.
— Да, ты права. На Йоську мама смотрит волком.
— Значит, он уже понял, что ходит по краю. Кроме того, когда вы у нас гостили, он показался мне порядочным человеком.
— Ага, порядочнее некуда.
— Не ёрничай. Значит так, маму надо как можно скорее отправить домой, нечего ей сейчас между вами крутиться. Это раз. Второе, прекрати проверять его компьютер. Меньше знаешь — крепче спишь. И третье: делай вид, что ничего не происходит. А лучше побалуй мужа чем-нибудь вкусненьким. Если Магда — увлечение, отвалится само собой, а если это серьёзно — никакие скандалы тебе не помогут. Так что молчи и терпи. Завяжи себя в узел! А маме бери билет уже сегодня.
— И что я ей скажу?
— Придумай что-нибудь, чтоб не обидеть.
Некоторое время Надежда молчала. Потом ожила:
— Господи, Машка, ты гений! Нет, я знала, кому позвонить.
Чужие беды Маша легко разводила руками, вот только не знала, как совладать со своими.
Сердце кольнуло — нам надо развестись — только бы духу хватило сказать.
Надя поспешно откланялась. Маша отодрала от обмотки руля задравшуюся бейку. Опустила стекло, бросила наружу, впустив в кабину прохладный, пахнущий озоном воздух.
Дождь прекратился, низкие тяжелые тучи ещё прорезали редкие сполохи недавней грозы. Маша завела двигатель, машина плюхнулась в залитую грязной водой дорожную колею, поехала медленно — ещё не хватало здесь заглохнуть. Но дотянула. За покосившимся деревянным забором показался знакомый дачный домик.
Маша часто гостила здесь в студенческие годы. По утрам, напившись парного молока, они помогали Лизкиной бабушке в огороде, пололи сорняки, собирали спелые ягоды на компот и варенье. Бабушки, румяной и кругленькой, давно нет в живых, но именно она научила Машку печь восхитительную сдобу.
Маша поставила машину у забора и осторожно выбралась из кабины. Увидела растрепанную Лизку, бежавшую к ней по заросшей чертополохом тропинке.
Обнялись. От Лизки пахнуло лежалым тряпьём и едва уловимой горечью, но в целом это была все та же остроносая студентка-первокурсница. Умница и всезнайка с говорящими нервными руками.
— Боже мой, Машка! А я на подмогу. Сосед доложил, что ты застряла тут неподалеку.
— Да не застряла я! — заулыбалась Маша. — Мне с работы звонили, остановилась в сторонке поговорить.
О Надином бедствии упоминать не стала.
— Ах, вот оно что. Ну, слава Богу. Ты даже не представляешь, как я тебе рада. Сижу тут одна одинешенька и некому лапу подать. — Лиза красноречиво растопырила гибкие пальцы. — А где ты так вымокла?
— На стоянке у магазина, надо же было все это до багажника дотащить.
— Так, все, давай пакеты и пошли скорее в дом. — Лиза выхватила покупки из Машиных рук. Присмотрелась. — Зачем ты столько всего набрала?
— Ну, мы же с тобой чаевничать будем, разве не так? — усмехнулась Маша и добавила тише, окинув взглядом висевший на Лизке мешком вылинявший цветастый халатик. — Что-то ты совсем похудела, подруга.
— Вот только не надо меня жалеть, — нахмурилась Лиза. — Сама кашу заварила, самой и выбираться.
— Угу, конечно, сама. — Маша неуютно повела плечами. — Знаешь, я никак не пойму, для чего нам все это нужно? Держать марку, лицо, хвост пистолетом. Зачем? Для кого? Почему? Ведь иногда так нужно, чтобы кто-то просто пожалел. — Голос сорвался.
Лиза уронила на землю пакеты с едой и упала Маше на грудь, больно вцепившись в плечи острыми пальцами.
Заголосили.
Вновь хлынул дождь, по лицам стекала вода, просачивалась под одежду, а они ревели навзрыд, не в силах отлепиться друг от друга.