Было. Настя скользнула глазами по неплотному кольцу провожающих. Коллеги Серого по работе — их она не знала. Пара смутно знакомых парней — кажется, из компании Олега по общежитию. Бывшие Настины свёкры — почему-то её очень удивило то, что они приехали. И никого из родни Сергея Волка — неужели им действительно всё равно?
Настин взгляд против её воли упёрся в стоявших у гроба Олега и Валю. Раньше она всегда думала, что выражение «почернеть лицом» — всего лишь метафора. Что «поседеть за одну ночь» — преувеличение. Что «быть раздавленным горем» — просто образная фраза. Сейчас Настя многое бы отдала, лишь бы не знать, как сильно она заблуждалась.
Тихо всхлипнула Леночка, и Настя ещё крепче прижала её к себе. С того самого утра, когда дочь узнала о случившейся потере, она почти всё время плакала. Уже без рыданий, слёзы просто текли по щекам, как вода, и казалось, что Лена их даже не замечает. Настя заваривала дочке — да и себе, что уж там — успокоительные травяные чаи, поила её пустырником и валерьянкой, однако действие лекарств рано или поздно заканчивалось, а скорбь — нет. Как-то Настя попыталась поговорить с Леной об их несчастье, но после первой же фразы тихие слёзы перешли в полноценную истерику, и она испуганно прекратила разговор.
— Мам, мне так страшно! — вот и всё, что смогла добиться Настя от дочери.
Нельзя сказать, чтобы она не понимала причин этого горя. Сильнее, чем к Серому, Лена была привязана только к отцу и самой Насте. Валя и тот уступал, э-э, другу: достаточно вспомнить, как Олег в шутку назвал пятилетнюю дочь «невестой» и спросил, за кого же она выйдет замуж.
— За Серого и Валю! — без раздумий ответила Леночка.
— Что, сразу за обоих? — изумился Олег, а Серый непонятно хмыкнул: — Вся в отца.
Олег исподтишка погрозил лучшему другу кулаком и принялся объяснять, что многомужество запрещено законом.
— Ну, тогда за Серого, — отмахнулась Лена от родительских глупостей и убежала играть с Джорджем. Со временем детская влюблённость переросла в крепкую, почти родственную привязанность, которая, однако, не мешала Серому оставаться для Лены эталоном мужчины.
— Мам, ну зачем мне парень, который в «Smoke on the water» на первых же риффаках лажает? — с великолепным презрением объясняла она матери отказ очередному набивающемуся в кавалеры мальчишке. — Пусть сначала гитару в руках научится держать, а потом уже к девушкам лезет.
— Милая, но ведь достоинства человека не исчерпываются его умением играть, — мягко переубеждала её Настя, на что дочь только морщилась: — Да там других достоинств и нету вообще.
Настя отчаянно заморгала, прогоняя слёзы. По крайней мере, Лене не в чем себя упрекнуть, в отличие от неё. Сколько раз она злилась на Серого, была несправедлива, ревновала к нему мужа и дочь — и не стеснялась это показывать? Да почти столько же, сколько, наоборот, была благодарна. За необидчивость. За помощь делом. За то, что в нужный момент он всегда оказывался рядом. Почему тогда это воспринималось, как само собой разумеющееся? Почему она вечно откладывала слова благодарности? Слова, которые теперь навсегда останутся несказанными.
Горячие капли всё-таки покатились по щекам, и Настя полезла в сумочку за платком. Пока она старалась загнать слёзы обратно, началась церемония прощания, и первым к гробу подошёл Валя. Полуседой, сгорбленный, он казался почти стариком, и Настя опустила глаза. Смотреть на него было больно и неловко, также как на совершенно потухшего Олега или его плачущих родителей. Когда же настала их с Леной очередь прощаться, то Настя с трудом заставила себя сдвинуться с места. Медленно, словно к каждой ноге у неё было привязано по пудовой гире, подошла к гробу и в последний раз взглянула на Серого Волка.
Смерть не изменила его ни на йоту. Серый казался спящим и, почему-то, печальным. Будто он тоже не успел сказать или сделать что-то важное.
— Что имеем — не храним, — вполголоса сказала ему Настя и невесомо коснулась губами воскового лба. — Спи спокойно.
Отчаянно кусающая губы Лена хотела что-то добавить, но, не выдержав, разревелась в голос, и Настя поспешно увела дочку в сторону. Они не видели, как гроб опускали в могилу и как молчаливые работники похоронной службы быстро, слаженно засыпали яму землёй. Только когда скорбная процессия потянулась к стоянке, откуда автобус должен был отвезти всех на поминальную трапезу, Настя и немного успокоившаяся Лена подошли к до сих пор стоявшим у могильного холма Олегу и Вале. Впервые с начала церемонии Лена отлепилась от матери и крепко обняла отца, спрятав заплаканное лицо у него на груди. Тот механически обнял дочь, однако взгляд его по-прежнему ничего не выражал.