— Верни, быстро! — Чтобы встать на ноги, Воеводе пришлось всем весом опереться на столешницу. Смотри-ка, подействовала водяра, мимоходом удивился он.
— Не верну! — Времена, когда Олегов гнев мог испугать Валю, давным-давно канули в Лету. — Ты же сам мне рассказывал про отца Серого! Хочешь так же?
Несколько ненормально долгих секунд длился их жестокий поединок взглядов, который Олег — впервые — проиграл. И, естественно, озлился.
Стул полетел в стену, едва не зашибив Валю, дубовый стол перевернулся с такой лёгкостью, будто был из пластика, а сам Олег пробкой от шампанского выскочил из дома. Всего на мгновение замер на крыльце, обвёл двор налитыми кровью глазами — и устремился к тёмной поленнице возле сарая. Кипевшая в крови ярость требовала немедленного выхода.
Умирающий месяц почти не давал света, и по первому чурбаку Олег попал скорее случайно. Тем не менее он тут же поставил на колун второй, размахнулся, однако опустить топор уже не смог.
— Свихнулся?! — Откуда у клещом вцепившегося в него Вали взялось столько сил было совершенно непонятно. — Без ноги остаться хочешь?
— Насрать! — рявкнул Олег, напрягая все мышцы. Безрезультатно — зависший над головой топор не сдвинулся и на миллиметр.
— А мне нет!
Раньше только один человек защищал его с такой бесстрашной решимостью — от кого угодно, даже от него самого. Олега затрясло, и Валя аккуратно забрал топор из ослабевших пальцев. От греха подальше отбросил его в сторону, а потом крепко обнял скорчившегося в беззвучном рыдании Воеводу.
Боль была невозможной, она пронзала душу насквозь тысячей ржавых шипов, глумливо щерила акулью пасть: потерял, потерял, навсегда потерял, не уберёг, это ты виноват, почему ты не спросил, почему, почему, почему?
— Какая теперь разница? — тихо сказал Валя, и Олег понял, что бормочет вслух. — Мы не спросили, а он не рассказал — и этого не исправить. Можно только смириться.
— Не хочу!
Это было очень по-детски, однако Валя не стал его стыдить. Только ещё сильнее сжал в объятиях: — Знаю. Ты справишься.
Сложно сказать, сколько длилась его позорная истерика, но наконец она закончилась. Тогда Валентин мягко разжал руки и, поймав Олегов взгляд, участливо спросил: — Лучше? Идём домой?
Олег судорожно кивнул и вдруг сообразил, что если он сам стоит на промёрзшей земле в домашних тапочках, то Валя выскочил вслед за ним босиком. Это надо было исправлять, и немедленно.
— Держись, — он легко, как пушинку, подхватил опешившего Валю на руки.
— Ты что, вдруг увидят! — всполошился тот.
— Кто? Лохматыч? — Олег с филигранной точностью занёс свою ношу в дом. — Не волнуйся, он нас не выдаст.
— Всё равно... Эй, ты куда меня несёшь?
— Греть, — и Олег ногой распахнул дверь спальни.
Он собирался всего лишь закутать Валю в одеяло, ну, может быть, немного полежать в обнимку, делясь своим теплом. И как вышло, что они начали тот поцелуй, ни один из них так и не понял. Впрочем, это не имело значения; гораздо важнее было то, что, оказывается, именно это давно требовалось им обоим — запредельная, вплавляющая друг в друга близость. Потому что разве можно чувствовать себя одиноким, когда чужой пульс бьётся прямо у тебя под кожей? Потерявшим целостность, когда ваши тела так идеально сопрягаются друг с другом? Слабым, когда собираешь губами чужие слёзы и шепчешь всякую успокаивающую чушь — как раньше, как раньше, как раньше?
— Не уходи.
— Не уйду. Обещаю.
А под утро Олегу приснился Серый. Будто он вошёл в спальню и присел рядом с ними на край кровати. Ни одна половица не скрипнула под его шагами и не промялся матрас, только Олег всё равно почувствовал и открыл глаза.
－ Привет.
－ Привет.
В неверном свете осенних сумерек было трудно различить даже свою руку, однако Серого Олег видел очень чётко. Невозможно захотелось его коснуться, но он побоялся спугнуть драгоценное видение.
－ Я пришёл попросить прощения, － серьёзно сказал Серый. － За то, что молчал. Если бы я знал, чем всё закончится...