Пулеметчика, как и других, похоронили под барханом. Едва успели отойти, как песок моментально замел могилу. Сколько их, этих безымянных могил, в Каракумах!
Пять человек — это все, что осталось от роты, все, что удалось Фролову вывести из цепких лап пустыни. Но и оставшимся пришлось долго отлеживаться в лазарете, чтобы стать на ноги.
Кремнев выслушал печальное повествование до конца, не проронив ни слова. Некоторое время сидел насупившись. Потом вздохнул и осторожно положил руку на плечо друга.
— Отдохнуть бы тебе, старина, с месячишко, — тихо проговорил он, — но…
Кремнев развел руками и встал. Поднялся и Фролов.
— …обстановка здесь в настоящий момент напряженная. В связи с земельно-водной реформой подняли голову все недобитые остатки баев и мулл. Мутят народ, проклятые, пользуются темнотой и религиозностью дехкан. Меня еще в Москве при назначении сюда предупреждали. Но положение оказалось гораздо сложнее, чем там это представляют.
— Готов выполнить любое задание, — вытягиваясь, проговорил Фролов.
— Не так быстро, дружище, — улыбнулся Кремнев. — Денька четыре, ну, три, в крайнем случае, отдохнуть тебе еще следует. А потом…
— Согласен, только не запирай меня в штаб, — попросил Фролов. — Куда угодно, лишь бы не в штаб.
— Не волнуйся. В Хорезмский полк начальника штаба мы уже назначили. Кстати, полк вовремя помог отряду Кулиева. Банда Дурды-Мурата разбита. — Кремнев помолчал. — А чем бы тебе самому хотелось заняться?
— Самому? — Фролов медлил. — Понимаешь, меня очень заинтересовала эта история с желтым платком. Что-то подозрительно басмачи за ним охотятся.
— А я на эту деталь не обратил внимания. Думал, может, здесь и вправду так развито почитание убитых. Тем более что Ахмед-бек как-никак был у них главным атаманом.
— Нет-нет, поверь моему чутью. Тут что-то кроется.
— Ну что ж, не возражаю. Но срок дам сжатый, скажем, две-три недели — максимум. Договорились? Больше никак не могу. Нужен ты мне, старина.
Уже в дверях Кремнев остановил Фролова.
— А три дня отдыхать. Непременно. Слышишь? Это в срок не входит, — засмеялся он. — Отдыхать без всяких разговоров.
На другой день, несмотря на обещание отдыхать, Фролов занялся розысками Сергея Голубева. Ведь у летчика был тот таинственный талисман, который так неудержимо привлекал басмачей.
Но на первых порах Фролова постигла неудача. Он исколесил все летные отряды в округе, исходил все отделы штаба — Сергей как в воду канул. В авиационном отряде он числился пропавшим без вести.
Расстроенный вконец Фролов к концу четвертого дня вернулся в Дом дехканина, где снимал номер. Ему не верилось, что Серега, веселый, жизнерадостный Серега погиб. Он, как живой, стоял перед глазами: стройный, русоволосый, с застенчивой улыбкой на припухших по-детски губах. Он всегда смущался, когда Фролов заговаривал с ним о Джамге. Видно, она по-настоящему понравилась парню, хотя он отчаянно старался подавить в себе это чувство. «Ведь жена-то байская», — повторял он. Но чувство было сильнее его. Не погибни Джамга от рук басмачей, трудно сказать, как сложилась бы их судьба.
За то короткое время, что они были вместе, Фролов полюбил этого парня, так напоминавшего ему сына, убитого вместе с женой басмачами. Конечно, сыну было бы сейчас много меньше, чем Голубеву. Но Фролову представлялось, что сын вырос бы таким же высоким, статным, таким же увлекающимся, целеустремленным, как Серега. И таким же преданным революции. Уж об этом-то Фролов побеспокоился бы.
Нет, не мог погибнуть Серега. Не хотелось Фролову думать иначе. Он гнал прочь дурные мысли, только чем дольше продолжались поиски, тем упорнее эти мысли лезли в голову.
В вестибюле Дома дехканина Фролов неожиданно увидел своего верного ординарца Брамбаева, одного из пяти вырвавшихся с ним из пустыни. Брамбаев настолько ослаб, что ему пришлось задержаться в госпитале.