— Он еще живой, — быстро проговорила Михайловна, прислушиваясь к еле слышным ударам сердца и пытаясь уложить Василия на спину. — Помогите! А вы, Семенович, немедленно звоните на «скорую»! И в милицию позвонить не забудьте!
Семидесятилетний Семенович, услышав утешительные для всех слова фельдшера, молодым козликом посеменил к своему дому выполнять данное ему чрезвычайное поручение.
— Сердце, кажется, не задето, — будто сама себе промолвила Михайловна. — Легкое, вне сомнения, пробито. Необходимо остановить кровь…
Казалось, независимо от нее самой, ее умелые руки уже доставали из сумки бинт и перевязывали раненого. Оно и не удивительно. Почти сорок лет на этой работе. Всякое в ее практике случалось. Но таких ранений ей видеть еще не приходилось. Движения ее были быстрыми и уверенными. Казалось, что эти руки сами знали, что и как им делать.
— Еще сделаем обезболивающий укол, и будем дожидаться «скорой помощи». Будем надеяться на лучшее.
— Васенька!!! — снова израненной чайкой бросилась к мужу Галина. — На кого же ты нас покинул?… Кто же тот вражина проклятый? Кто зло нам такое содеял?… — закричала-заголосила женщина-чайка над телом своего любимого.
— Не голоси, Галинка! — нежно обняла ее Мария Михайловна. — Не умер твой Васенька! Живой еще… А тревожить его не надо. Тяжело он ранен. Но наш Петр Федорович и не таких с того света возвращал. Помолись лучше за мужа своего. Будем надеяться, что «скорая помощь» быстро приедет.
— Уже приехала, — натужно прохрипел Семенович, забегая во двор. — Я и в милицию позвонил, и участковому нашему сообщил.
Василий неожиданно шевельнул губами, чуть-чуть приоткрыв глаза.
— Колька… — будто шелест листвы под легким ветерком, сорвалось с его уст, и он снова упал в тяжелое забытье, ступив на тоненькое лезвие между жизнью и смертью.
Глава 1
Только минут через десять после того, как «скорая помощь» помчалась с раненым в местную больницу, возле двора Степанчуков остановился милицейский УАЗик. Василий, наверное, уже и на операционном столе лежал.
— Так… — еле выполз из машины и, переваливаясь с ноги на ногу, двинулся к людям немолодой уже милиционер.
— А чего это вас так много здесь собралось? — сурово и чуть самонадеянно обратился он к толпе. — Все следы затоптали! Как мне теперь прикажете преступника искать? Или, может, сами найдете? Кого здесь убили?
— Не убили, — вышла вперед Мария Михайловна. — Ранили только. Тяжело ранили Василия Степанчука.
— Это бизнесмена-то нашего новоявленного? — будто обрадовался неожиданной новости, зачем-то переспросил милиционер. — Того, который лесопилку в лесничестве устроил? Кто бы мог подумать?… Но если его только ранили, то нам тут и делать нечего. Когда в себя придет, то сам своего обидчика найдет. Сам же его и накажет. За ним не заржавеет…
— Ты, Макар, меньше языком молол бы! Лучше делом займись, если ты на хоть какое-то дело вообще способен, — обрезала его Михайловна.
— Но, но, но! — сердито цыкнул на нее представитель закона. — Должностное лицо при исполнении обижаешь! В «кутузку» захотела?
— А ты не нокай на меня! Не запряг! И кутузкой своей меня не пугай. Я уже настолько пугана, что теперь ничего не боюсь. А тебя — тем более. Приехал дело делать, так делай! Или ты только со мной ругаться будешь?
— Ты поговори еще у меня, колючка будяковая! Почему раненого забрали, нас не даждавшись?
— Да ты, никак, с дуба упал, лейтенант?!. Пьян ты, или температура вдруг поднялась, что глупости такие несешь?… Дитя малое знает, что раненого спасать надо, а не твоего приезда дожидаться. Вот здесь он лежал. Лицом вниз. Пуля в грудь, чуть выше сердца попала, и со спины вышла.
— Ты, Михайловна, так хорошо все объяснила, будто сама в него и стреляла…
— Объяснила, потому что кровь останавливала, рану его перевязывала. Да что с тобой говорить? Неужели в вашей милиции кого-то более понятливого не нашлось? Один полицай-Макар в милиции штаны протирает?
Михайловна даже сплюнула в сердцах. А стоявшие вокруг люди тоже сердито заговорили, поминая нерадивого милиционера не совсем добрыми и далеко не тихими словами.
— Ты таки напросишься у меня на неприятности. Даже статья в кодексе соответственная есть. «Оскорбление власти» называется.
Тут уже и другие не сдержались. А старый Семенович от возмущения даже чуть заикаться начал:
— Т-ты д-долго еще б-будешь с ж-женщиной п-пререкаться? М-может, хочешь, чтобы я, как депутат р-райсовета, т-тебя на с-сесию вызвал, г-где т-тебя люди о работе твоей спросят? Тоже мне, власть нашлась! Задрыпанная…